Корабельные новости - Энни Пру (1993)

Полторы тысячи миль, через Нью-Йорк, Вермонт, наискосок через искалеченные леса Мэна. Через Нью-Брансуик и Новую Шотландию по трехполосным шоссе. Инцидент на средней полосе, заставивший тетушку сжать кулаки от страха. Жирная рыба на ужин в Норт-Сиднее, которая никому не понравилась, и ранним утром – паром до Порт-о-Баск. Наконец-то.

Куойл страдал в своем кресле, тетушка расхаживала по палубе, время от времени останавливалась и, перегнувшись через перила, склонялась над бурлящей за бортом водой. Или стояла, широко расставив ноги, заложив руки за спину и подставив лицо ветру. Волосы убраны под платок, каменное лицо и маленькие умные глаза.

Она разговорилась о погоде с мужчиной в вязаной шапочке. Кто-то, покачиваясь, прошел мимо, заметив: «Свежо сегодня, да?» Она беспокоилась за Уоррен, запертую в универсале, который сильно качало. Собака не понимала, что происходит. Она никогда не плавала по морю. Наверное, думала, что настает конец света, а она одна, в чужой машине. Человек в вязаной шапочке сказал:

– Не волнуйтесь, собака проспит всю дорогу. Они всегда так делают.

Посмотрев вперед, тетушка увидела голубую землю – остров предстал перед ней впервые за последние пятьдесят лет. Она не могла сдержать слез.

– Возвращаетесь домой? – спросил человек в вязаной шапочке. – Да, это всегда трогает.

Вот он, подумала она, остров-скала, шесть тысяч миль побережья, окутанные непроглядным туманом. Утопленники под сморщенной поверхностью воды, корабли, прокладывающие путь между утесами в ледяных ножнах. Тундра и пустоши, земля низкорослых елей, которые мужчины срубают и уволакивают.

Сколько народу приплывало сюда вот так же, как она сейчас, облокотившись о перила, вглядываясь в эту Скалу посреди моря. Викинги, баски, французы, англичане, испанцы, португальцы. Привлеченные треской с тех самых пор, когда рыбья масса, мигрируя к Молуккским островам, тормозила ход кораблей. Ожидавшие найти здесь золотые горы. Впередсмотрящие мечтали о жареной гагарке и плетеных корзинах сладких ягод, но видели лишь рябь волн и огни, мерцающие вдоль корабельных лееров. Немногочисленные города, закованные в лед, айсберги с берилловой сердцевиной – голубые самоцветы внутри белых, – которые, по некоторым свидетельствам, источали запах миндаля. В детстве она ощущала этот горьковатый аромат.

Сходившие на берег отряды возвращались на корабль, покрытые кровавой коркой от укусов насекомых. Внутри острова одна сырость, докладывали они, болота, трясины, реки и цепочки озер, населенных птицами с железными глотками. Корабли, обдирая борта, огибали мысы и плыли дальше. Дозорные видели очертания канадских оленей, окутанных туманом.

Позднее остров обрел дурную славу места, где обитают злые духи. От весеннего голода головы у людей делались костистыми, а под чахлой плотью выступали узловатые суставы. Каких отчаянных усилий стоило выжить в трудные времена, цепляясь за жизнь зубами и когтями. Алхимия моря превращала рыбаков в мокрые кости, опустевшие суда оставались дрейфовать с косяками трески, и прибой выбрасывал их на берег. Она помнила рассказы старожилов: об отце, застрелившем старших детей и себя, чтобы остальным членам семьи хватило остатков муки; об охотниках на тюленей, сбившихся на плавучей льдине, которая под их тяжестью все глубже погружалась в воду, пока кто-нибудь один не спрыгивал с нее; о людях, отважно пускавшихся в плавание во время шторма, чтобы привезти лекарства – что всегда было напрасным риском: лекарство оказывалось не тем, да и привозили его слишком поздно для спасения бьющегося в конвульсиях бедолаги.

Она не бывала в этих краях с детства, но все это снова навалилось на нее: гипнотическое кипение моря, запах крови, ненастья и соли, рыбьих голов, елового дыма и воняющих подмышек, рокот перекатываемой шипящими волнами гальки, пресный вкус сухариков, размоченных в бульоне, спальня под навесом.