Корабельные новости - Энни Пру (1993)

Но что, должно быть, читают прежде всего, подумал Куойл, так это раздел «Шкварки» – залпы почти клеветнических сплетен. Ее автор плел свою паутину из полицейских судебных отчетов, цитат, надерганных из писем не местных родственников, грубых намеков насчет парней, возможно, собирающихся устроить «ирландские каникулы». По сравнению со «Шкварками» меркли все колонки сплетен, какие Куойлу когда-либо доводилось читать. Под колонкой стояла подпись: Сагг-младший.

Итак, мы видим, что почтальон попал в тюрьму на 45 дней за то, что выбрасывал корреспонденцию в бухту Якорного когтя. Он сказал, что корреспонденции было слишком много и что, если люди хотели ее получать, то могли бы забирать ее сами. Очевидно, что это действительно могли бы делать только те, кто умел плавать.

В прошлый вторник бедная миссис Тадж была сбита туристом, ехавшим на шикарном седане. Она в больнице, и состояние ее не слишком хорошее. Как, по слухам, и состояние машины туриста.

Канадская королевская полиция расследует дело о случившемся ранним утром пожаре, уничтожившем завод по переработке рыбы и морепродуктов в Пинхоуле, на острове Прито́н; им следовало бы спросить у некоего парня, живущего в некоей бухте острова, что он думает по этому поводу.

Несчастный случай со снегоходом унес жизнь 78-летнего Рика Паффа. Мистер Пафф возвращался домой с мероприятия, которое миссис Пафф называла «попойкой до поросячьего визга», когда его снегоход провалился под лед. Мистер Пафф был известным аккордеонистом, его даже приезжала снимать университетская киногруппа. В 1970-е он отсидел четыре года за сексуальные домогательства по отношению к собственным дочерям. Бьюсь об заклад, что они тоже не слишком горюют.

Хорошая новость! По слухам, пес Кевина Мерси по кличке Свирепый пропал на прошлой неделе во время схода лавины на Китайском холме.

Заокеанские газеты сообщают, что семья похищенного сицилийского бизнесмена получила по почте его отрезанное левое ухо. Приходится лишь изумляться тому, как живут эти иностранцы.

В редакционной статье, словно пена из брандспойта, изливались потоки обличений в связи с местной политической жизнью. Разглагольствования, щедро расцвеченные эпитетами. В выражениях «Балаболка» не стеснялась. Она смотрела жизни прямо в ее бегающие налитые кровью глаза. Отважная маленькая газета. У Куойла появилось тревожное чувство – как у человека, стоящего на игровой площадке и наблюдающего за игрой, правила которой ему неведомы. Ничего похожего на «Мокинбургские вести». Такое он писать не умел.

На второй понедельник утром дверь в кабинет Джека Баггита оказалась распахнутой. Внутри сидел сам Баггит с сигаретой за ухом; откинувшись на спинку деревянного стула, он время от времени произносил в телефонную трубку: «Гм-гм». Дважды махнув правой рукой, он пригласил Куойла войти.

Куйол сел на стул с расколотым спереди сиденьем, расщелина врезалась ему в бедро. Рука – мгновенно к подбородку. Из-за перегородки он слышал бормотание радиоприемника Натбима, дробь компьютерных клавиш, скрип пера Билли Притти, строчившего очередную заметку и время от времени макавшего перо в чернильницу.

Джек Баггит имел внешность, необычную для главного редактора газеты. Маленький человечек с красным лбом, ему, по разумению Куойла, могло быть от сорока пяти до девяноста пяти лет. Короткая щетина на подбородке, дряблая шея. Неровно остриженные обвисшие волосы. Пальцы охряные от беспрерывного курения. На нем был комбинезон, густо покрытый рыбьей чешуей, на ногах, водруженных на стол, – резиновые сапоги с красными подошвами.

– О да! – воскликнул он пугающе громко. – О да! – и, положив трубку, зажег сигарету.

– Куойл? – Рука выстрелила вперед, Куойл пожал ее. Ощущение было такое, будто он сжал кухонную варежку-прихватку.