Две жизни (ч.II, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна

– Не называйте меня «миледи», я такая же слуга, как и вы, только служу молодой графине. Вот этот конверт просил передать вам молодой хозяин, граф Николай; очевидно, пастор сказал ему, что отпускает вас к родным. И граф – тоже душа редкостная – посылает этот привет для передачи вашим родным. А мне он приказал не только забрать вещи вашего хозяина, но и доставить вас на вокзал.

Слуга, не чуя под собой ног от радости, мигом собрал все вещи и пастора, и свои, и сказал кухарке, что хозяин и Алиса уезжают за город и приедут домой только в понедельник вечером, а сам он тоже покидает Лондон по приказанию хозяина и вернется обратно рано утром в понедельник. Толстая и равнодушная ирландка завистливо покачала головой, но так как доброго Артура она любила, то пожелала ему приятного пути и снабдила продуктами на дорогу. Раздраженная постоянными придирками хозяйки, она злорадно подумала о том, что пасторша и старшая мисс будут сидеть в городе и грызться друг с другом, а хозяин и Алиса насладятся отдыхом в деревне без их чудесного общества. Заперев наружную дверь, кухарка передала горничной холодный ужин для хозяек и ушла к себе наверх в маленькую, уютную и солнечную комнатку.

Сколько леди Катарина ни спорила с пастором, что он балует и распускает прислугу, отдавая ей барские комнаты, сколько ни доказывала, что горничная и кухарка могут жить в одной комнате, а ей нужно помещение для домашней швеи, – она наткнулась на вето пастора. У каждого из живших в его доме слуг и служанок была отдельная, безукоризненно чистая комната, и за своевременным ремонтом этих помещений следил сам пастор.

Возвращаясь из театра, Дженни была неразговорчива. Все ее мысли сосредоточились на Алисе, на том, как повести себя с сестрой, чтобы вырвать ее из сферы влияния лорда Бенедикта. Первое ядро, самое действенное, как полагала Дженни, уже пущено в Наль, приревновавшую мужа к ней. Судя по себе, Дженни полагала, что Наль, возненавидев Дженни, будет стараться удалить из дома и ее сестру Алису. Дурочку она надеялась уломать, прикинувшись тоскующей в постоянной с нею разлуке.

Первое, что поразило обеих по возвращении из театра, – это мертвая тишина в доме. Обычно, как бы поздно они ни возвращались, пастор ждал их под музыку Алисы, которая смолкала с их приездом. И оба они всегда старались приготовить что-нибудь вкусное к ужину. Правда, за последнее время в их домашнем обиходе многое изменилось. Но все же основной распорядок жизни не нарушался. Дженни, приготовившая улыбку и нежное объятие для сестры, решившаяся сказать, что ее музыка лучше театра, где они сегодня скучали; Дженни, хитро нашедшая, как ей казалось, подход к отцу в том, чтобы просить его посвятить ей два ближайших вечера для совместной работы над научными книгами; Дженни, которая полагала, что отец будет счастлив тем, что старшая дочь последовала, в конце концов, его советам в науке, и останется дома, не поехав к лорду Бенедикту, а Алиса, растаяв от комплиментов и нежности сестры, успеет все, что нужно, сшить для скачек, – Дженни получила первый удар, когда увидела свое письмо нераспечатанным.

– Как, Алисы еще нет дома? Как вам это нравится, мама?

– Просто из рук вон! Если не положить этому конец, девчонка избалуется окончательно. Придется принять экстренные меры.

Обе прошли в столовую. Горничная спросила у пасторши разрешения и ушла спать. Ужин показался обеим невкусным. Подогревать кушанья им не хотелось, обе молчали, обдумывая про себя планы на завтра. Дженни твердо решила приступить к исполнению своего замысла немедленно, как только вернутся домой отец и сестра.

– Не понимаю, – внезапно сказала пасторша, – куда подевался этот идиот Артур. То сидит в передней, как истукан, пока домой не явится «их светлость, лорд пастор», а сейчас отправился к себе наверх, когда пастор так необычно запоздал.

Она встала, подошла к лестнице, ведущей наверх, и стала кричать:

– Артур, сойдите сейчас же вниз!