Две жизни (ч.II, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна

Наль почувствовала, как другие сильные руки подняли ее. Ей показалось, что человек, взявший ее на руки, ростом много выше Николая, как назвал незнакомец ее мужа. Ей хотелось сначала запротестовать и сказать, что она вовсе не так уж слаба, чтобы переходить с одних рук на другие. Но, едва коснулись ее руки незнакомца, неизъяснимое чувство счастья, почти блаженства, охватило ее.

– Отец, – невольно прошептала Наль. И – точно незнакомец подслушал шепот ее уст и сердца – его сильные руки еще нежнее охватили ее. Совсем как в детстве, спасаясь от глупых строгостей тетки на руках дяди Али, Наль почувствовала себя под надежной защитой. Ей теперь даже не надо было видеть того, к чьему сердцу она так доверчиво приникла, – она чувствовала себя слитой с ним еще крепче, чем с дядей Али.

Николай вернулся со своими спутниками, все разместились в экипаже и тронулись по серым и однообразным улицам, заполненным дымом и туманом. Ехали довольно долго, пока не выбрались на красивую, широкую улицу и остановились у подъезда двухэтажного особняка, окруженного садом с цветниками.

– Доверь мне донести твое сокровище до комнат, отведенных тебе и ей, – обратился Флорентиец к Николаю. – А ты проводи своих друзей в две комнаты внизу, с левой стороны. И дай им немедленно лекарство, ты знаешь, какое и как. Часа три-четыре они проспят и после этого смогут кушать. Сам же, уложив их, приходи наверх. Услышишь наши голоса – на них и иди.

Легко, как будто Наль была куклой, Флорентиец вышел из экипажа, держа ее на руках, сказал что-то на непонятном ей языке кому-то, очевидно, слуге, и пошел вверх по лестнице.

Наль было стыдно, что ее несут как дитя. Ей было неловко обременять кого-то собой, и вместе с тем чувство необычайного счастья, радости и впервые познанной любви к отцу заставляло ее сожалеть, что лестница не бесконечна, что уже пройдена одна площадка и скоро будет комната, где ее поставят на ноги.

Положив ее на диван, Флорентиец, смеясь, снял с ее головы часть плаща и ласково сказал:

– Теперь посмотри на того, кого ты в мыслях уже признала отцом. Быть может, взглянув, ты не захочешь выговорить это слово? Или сердце твое угадало раньше уст?

– О, как вы прекрасны, отец. Аллах, Аллах, как вы сияете! – прикрывая глаза рукой, сказала Наль. – О, отец, теперь я не смогу больше жить без вас! Позвольте мне поцеловать ваши руки. Мне кажется, первый раз в жизни я понимаю, что такое счастье. Здесь, подле вас, ничего не надо. Только бы исполнять вашу волю.

Наль соскользнула с дивана на ковер и приникла к рукам Флорентийца, сидевшего на низкой табуретке у ее изголовья.

– Встань, дитя, мы с тобой будем долго вместе. И я рад ответить полною любовью на твой зов. Будь моею дочерью, как твой муж, Николай, уже давно мой сын. И, называя меня отцом, ты только берешь то, на что имеешь право. Вот, съешь эту конфетку, и через час ты будешь бегать не хуже, чем в саду дяди Али. Можешь ли ты объяснить мне и себе ясно: почему, будучи воспитана Али, обожая его, любимая им, ты назвала меня отцом и заявила свое право на это, прикоснувшись ко мне? Его же ты ни разу не назвала отцом.

– Это очень странно, отец. Действительно, все, что до сих пор я имела в жизни, – все от дяди Али. Все через него. Все – его заботами и даже борьбой и подвигом. Все, все, – зардевшись, говорила Наль, – и… капитан Т., которого ты зовешь Николай, и даже встреча с тобой, отец, – все только от него, от дяди Али.