Туз в трудном положении - Джордж Р. Р. Мартин (1989)

– Полиция выяснила, что в субботу вечером после твоей операции он был в больнице с тем Щелкунчиком, с Джеем Экройдом. Они смотрели телевизор. Одна из медсестер вспомнила: что-то в передаче привлекло их внимание, и Щелкунчик сказал Блезу: «Хочешь поиграть в детективов?» Или что-то в этом роде.

– Идеал! – Тахион прикусил губу. – Если Щелкунчик впутает моего внука в какую-то свою интригу…

– Полисмены пытаются выяснить, какой канал у них был включен. – Джек покачал головой. – В этом я тоже помочь не могу. В субботу вечером я отмечал. – На него накатила депрессия. – Я считал, что выдвинули того кандидата, которого надо было.

– Я пробовал позвонить Хираму, – сказал Тахион. – Думал, что он мог видеть Блеза. Но Хирам тоже исчез.

– Он уехал вчера утром.

– Нет, не уехал. Я выяснял: он не освобождал свой номер.

– Я видел его в вестибюле. Он нес какой-то сундук.

Тахион нахмурился.

– Джей с Хирамом близкие друзья. Если бы у Экройда возникли проблемы, он обратился бы именно к Хираму.

Тах задумался.

– Поскольку они все исчезли, нам от них помощи ждать не приходится. А тебе нужен отдых.

Тахион откинулся на подушки.

– Ты прав. – Он закрыл глаза. – Наверное, мне стоит еще раз попробовать обнаружить разум Блеза. Ты свет не погасишь? Это поможет мне сосредоточиться. – И он еле слышно добавил: – Я устал. Так устал!

– Я не помешаю тебе, если хлебну бурбона?

– Нисколько.

Джек выключил свет, так что сквозь занавески стала проникать только узкая полоска солнечного света, и отправился со своей сигаретой к бутылкам, выставленным на столе. Он положил в стакан немного льда, а потом почти в полной темноте взял одну из бутылок. Это оказался прах Джеймса Спектора. Он отставил урну и взял другую бутылку. В ней оказалась жидкость нужного цвета. Он налил себе порцию.

Шотландский виски. Вот черт!

День не задался.

Все было ужасно странно.

Грег не был знаком с теми агентами Секретной службы, которые ехали с ним в арендованном лимузине к больнице Эллен. Лица у них были незнакомые, и они с ним не разговаривали. Они были для него незнакомцами, прятавшимися за темными очками, темно-синими костюмами и мрачно нахмуренными бровями.

Они навсегда останутся незнакомцами. Их мысли закрыты, и у Грега больше нет ключа, который бы их отпер. Было ужасно странно жить с молчанием у себя в голове, не иметь возможности ощущать потоки чувств окружающих, потерять способность купаться в ярком соленом океане эмоций, не иметь силы изменять его быстрые течения.

Это, наверное, было похоже на внезапную слепоту, глухоту или немоту. И он снова и снова окликал Кукольника и опять слышал только эхо собственных мыслей.

Умер. Исчез. Грег вздохнул, испытывая одновременно печаль, растерянность и надежду, глядя на людей, окружающих его, прикасающихся к нему – и тем не менее отделенных от него. Изолированных.

Он не знал, сможет ли когда-нибудь к этому привыкнуть.

Сейчас ему хотелось только убраться из раскаленной Атланты, вернуться домой, остаться одному и подумать. Посмотреть, сможет ли он исцелить хотя бы часть ран и начать заново.

«Это была не моя вина. На самом деле не моя. Это все Кукольник, а он умер. Этого наказания должно быть достаточно».

Грег не знал, что именно скажет Эллен. Она хотя бы пыталась его утешить вчера. Она хотя бы говорила, что все не страшно, что это не важно, что все снова будет хорошо. Но он понимал без слов, что ей хочется понять, в чем дело, и не знал, как ей это объяснить. Какая-то часть его существа хотела просто выложить всю ужасающую, страшную правду и молить ее о прощении. Эллен привязана к нему. Он знал это от Кукольника: видел, как она дарит ему любовь даже без вмешательства в его способности.