Пой, даже если не знаешь слов - Бьянка Мараис (2017)

– Ну вот и пришли, – пропела Эдит, отпирая дверь. – Я всегда говорила, что когда-нибудь затащу тебя к себе на пижамную вечеринку, верно? – Это было сказано с такой убежденностью, что я почти поверила в светский визит.

И спектакль начался.

– Ого, – включилась я в свою роль, словно входила в Аладдинову пещеру с сокровищами, а не в квартиру тетки.

Одну длинную стену закрывали полки, на которых теснились книги, пластинки и диковинки со всего света. Отливающие металлом сине-зеленые павлиньи перья из Индии томились в соседстве с высохшей, по-паучьи растопырившейся рыбой с Филиппин. Красные с золотом венецианские стеклянные часы безмятежно тикали рядом с гротескной глиняной статуэткой из Ганы. Я никогда не задумывалась, сколь огромен мир, пока не увидела его следы в доме Эдит. Противоположную стену покрывали афиши в рамках, настенные коврики, маски, гобелены и картины; иногда они налезали друг на дружку, словно боролись за место. Стена была лоскутным одеялом, сшитым из пульсирующих воспоминаний Эдит.

В дальнем углу комнаты, слева от большого окна, помещался тщательно изготовленный золотой купол, похожий на миниатюрную версию собора Святого Павла. Купол состоял из трех отдельных клеток, соединенных воедино, причем центральная клетка – самая большая из трех – была выше меня и венчалась великолепным навершием. Это был роскошный птичий особняк, в котором квартировал Элвис – серый попугай жако, названный в честь кумира Эдит.

Я подошла ближе, и Элвис приветствовал меня первыми строками “Одиноко ли тебе сегодня вечером?”[30], воодушевленно подныривая головой. Я потянулась к миниатюрной дверце.

– Можно его выпустить? – Я не видела Элвиса с последнего визита Эдит к нам несколько месяцев назад. Птица была при ней, сколько я себя помнила; попугая тетке подарил один из ее богатых поклонников. – Пусть сядет мне на плечо?

– Вы с Элвисом можете наверстать время потом. Я уверена – ты бы предпочла провести время с сестрой.

– С сестрой?

– Да. – Эдит улыбалась. – Я отправила за ней одного своего приятеля. Она ждет нас здесь. – Эдит отвернулась и крикнула в направлении спальни: – Кэт! Выходи!

Меня тронула и готовность Эдит сделать вид, что моя сестра существует по-настоящему, и ее способность понять, как сильно я нуждаюсь в Кэт. Это маленькое проявление доброты принесло внезапную волну благодарности – а вместе с ней жгучие слезы.

Не плачь. Не плачь. Не плачь.

Эдит пришла мне на выручку, проводив меня и Кэт в ванную, где начала наполнять огромную ванну на львиных лапах. Она взяла два разных флакона с пеной:

– Лавандовую или розовую?

– А можно обе? – Я не могла решить.

– Почему бы нет? Придумаем свой собственный состав и назовем его “О-де-Бордель”.

– Кстати, ты стоишь на Кэт, – указала я.

На самом деле Эдит ни на ком не стояла, но мне необходимо было заполнять тишину болтовней. В этом выложенном кафелем, влажном пространстве звук расширялся и, отражаясь от стен, проходил сквозь меня, заполнял мне грудь, отчего я чувствовала себя не такой опустошенной.

– Прости, Кэт, – извинилась Эдит, отступив в сторону и устроив из этого целое представление. – Так лучше?

– Да.

– Отлично! – Эдит вылила щедрую порцию из флакона под струю воды. – Ну вот. Это точно подействует. Пена, пена и еще раз пена. А я выйду, чтобы дать вам больше личного пространства, пока вы раздеваетесь. Позови меня, когда залезешь в ванну.

Я подождала, пока Эдит покинет кафельный рай, и коротко взглянула на Кэт. Она была прозрачной, больше воспоминанием, чем образом, и во мне стала нарастать паника, царапая ребра, словно птенец, пробующий крылья.

Кэт?

Неужели я и ее потеряю? Сейчас, когда я нуждаюсь в ней как никогда?

– Посмотри в зеркало, – слабо прошептала Кэт, так тихо, что я ее еле расслышала, и этот тихий голос заставил меня нервничать еще больше.