Дом в Порубежье - Уильям Хоуп Ходжсон (2016)

Я вдруг понял, что более не сижу в кресле, а словно парю над ним, над темным и безмолвным силуэтом человека, застывшего возле стола. Внезапно налетевший порыв холодного ветра, вынес меня наружу, во тьму, и как пылинку повлек неведомо куда. Холод ледяным плащом окутал меня, и я затрепетал.

Потом я поглядел направо, налево… вокруг царил нестерпимый мрак, и лишь вдали его пронзали ясные лучи. Я летел все дальше и дальше и, обернувшись назад, увидел Землю, голубым полумесяцем удалявшуюся за левое плечо. В стороне ярко-белым пламенем горело Солнце.

Не знаю, сколько прошло времени. Помню, в последний раз я видел Землю – лучистый голубой шарик, исчезающий в вечном эфире. А я – пылинка души, хрупкое облачко – пронзал пустоту, уносясь от этой небесной синевы в неведомые просторы.

Миновало еще много времени… теперь я не видел уже ничего. Позади остались звезды, я растворялся в той чудовищной тьме, что сторожко замерла позади них. Прежде я не чувствовал ничего – разве что легкость и холод. Но теперь свирепая тьма начинала вползать в мою душу, наполняя ее страхом и отчаянием. Что будет со мной? Куда меня уносит? Но не успели оформиться эти мысли, как едва ли не вещественная тьма вокруг озарилась кровавым багрянцем, поначалу очень слабым и как бы туманным, но уныние сразу же оставило меня, отчаяние исчезло.

Багряные отсветы впереди медленно становились ясней и ясней; и наконец превратились в мрачный и неяркий свет, полный опасной мощи. Но я все летел вперед и, наконец, свет этот превратился в огромный кровавый океан, распростершийся внизу подо мной. Я не видел ничего иного – кроме его бесконечных просторов.

Потом я обнаружил, что опускаюсь прямо в огромное море пухлых багрянеющих облаков. Медленно я пронзал их в своем полете, и вот, наконец, подо мной распростерлась равнина, которую видел я из своего дома, стоящего на границе с Молчаньем.

Наконец я опустился на самую почву и встал одинокий посреди пустыни. Мрачен был свет над нею, вселявший в душу немыслимую тоску.

Вдали в правой части неба багровело кольцо темно-красного пламени, от внешней окружности его исходили огромные языки… извивавшиеся, трепетавшие, протягивавшиеся во все стороны. Внутри кольца была чернота, как в той вечной ночи, что окружала меня. Солнце ночи – решил я – и светит под стать своему имени.

Оторвав свой взор от странного светила, я обратился к окрестностям. Но повсюду – куда ни глянь – лежала та же безграничная и плоская равнина; нигде на ней не различал я признаков жизни, даже былой – хотя бы позабытых руин древнего поселения.

Постепенно я заметил, что меня несет над этой ровной пустыней. Целую вечность, должно быть, я устремлялся вперед, не чувствуя нетерпения: любопытство и изумление не покидали меня. Но вокруг оставалась та же равнина; я все время старался заметить хоть что-нибудь способное нарушить ее однообразие… но не было перемен – только одиночество, безмолвие и пустыня внизу подо мной.

Наконец, почти неосознанно, я заметил вдали клубы какого-то тумана над ее поверхностью, не осознавая еще – не облака ли предстают передо мною, ибо туман сливался с равниной, придавая ей особую неправдоподобность, делая нематериальной.

Однообразие уже начинало меня утомлять. Но не скоро я увидел вдали первые признаки места, к которому меня уносило.

Сперва впереди на поверхности равнины показался как бы маленький пригорок. И лишь подлетев поближе, я понял: не холмик передо мной, но могучий горный хребет, чьи великие пики рвались ввысь, растворяясь в кровавом мраке.

Глава III

Дом на Арене