Алгебраист - Иэн Бэнкс (2004)

– Есть одно обстоятельство, один сопутствующий фактор, – сказал образ с широкой невеселой улыбкой и неким подобием удовольствия, – который, как мы почти уверены, стоит за всеми этими событиями. – Проекция повернулась и посмотрела прямо на иерхонта Ормиллу. – Я вынужден настаивать на том, чтобы те, кто не получил специального допуска на это заседание, покинули зал. Я полагаю, исключение может быть сделано для военных, при условии выключения их ушных микрофонов, но я нарушу приказ, если буду продолжать в присутствии тех, кто не был приглашен.

– Адмирал Квайл, – взревел иерхонт, налегая на слово «адмирал», – я лично ручаюсь за всех тех из присутствующих, кто по чистой оплошности не был включен в список, на который вы ссылаетесь. Можете продолжать.

– Если бы это зависело от меня, я имел бы теперь более чем основательные причины продолжать без оговорок или опасений, – сказала проекция адмирала. – Однако, как я ни огорчен перспективой пусть даже в малейшей степени нанести оскорбление вашей достопочтенной свите, мне строжайшим образом запрещено продолжать в таких обстоятельствах, и я не могу игнорировать приказание Совета комплекторов.

«Ух ты», – подумал Фассин. Он испытывал к иерхонту чуть ли не сочувствие. Тому не только указали на его место, но еще и унизили. Саркомаг был старше иерхонта и подчинялся в свою очередь одному из комплекторов, который, хотя и обладал огромными полномочиями в осуществлении и распределении власти внутри цивилизованной галактики, должен был по меньшей мере считаться с волей Совета комплекторов. Несказанно всемогущие члены Совета комплекторов не были ограничены ничем, кроме законов природы, и считалось, что они тратят значительные усилия с целью обойти и это единственное ограничение.

Иерхонт Ормилла выдержал удар не без изящества, и через несколько минут аудиториум вполовину опустел. Ступенчатые ряды подиумов перед внушительным э-костюмом иерхонта теперь оголились. Все чиновники двора и придворные удалились, недовольно бормоча, и разными способами демонстрировали свое оскорбленное достоинство с таким негодованием, какого Фассин еще не видел. Военные шишки остались, но даже их ряды на подиумах поредели, когда полковник Сомджомион из Окулы и владетельный администратор Цессории Вориель сошли на уровень пола, чтобы иметь возможность манипулировать двумя самыми важными приборами, контролирующими «кастрюлю» ИР. Солдаты в блестящих, как зеркало, доспехах, с оружием, встали по стойке вольно, образовав широкий полукруг сзади; теперь, с отключенными наушниками, они оглохли.

Пока все это происходило, Фассин был предоставлен сам себе – сидел, не зная, что ему и подумать. Он знал, что́ ему следовало думать; ему следовало думать: «Что же это за херовину мне повезло найти, чтобы тут сверху донизу всех поразила такая паранойя секретности?» Но на самом деле знать, что́ тут нужно думать, было трудновато. Он также знал, что́ ему следует чувствовать, – страх. И тут все было в порядке. Чего-чего, а душевного трепета перед высокопоставленными военными у него хватало.

– Спасибо, – сказал образ адмирала. – Итак, – он оглядел оставшихся, – у меня для вас есть вопрос. Что вам известно о такой вещи, как насельнический список? – Он поднял руку. – Вопрос риторический. Можете не отвечать. При желании можете справиться у своих экранов или их эквивалентов. Не торопитесь.

Послышался шорох – присутствующие делали запросы.

«Насельнический список? – подумал Фассин. – Вот черт! Только бы не эта лабуда!»

Голограмма улыбнулась:

– Позвольте мне в свое время сказать вам, что́ мы на нашем конце – в момент создания и записи этого сигнала и проекции – считаем важным касательно данного предмета.