Бразилья - Йен Макдональд (2015)

– Могли бы послушать, вместо того чтобы набрасываться с вопросами. Барькинья Санту-Дайме[143].

У Марселины перехватило дыхание. Проклятый вратарь обратился в Зеленого Святого. Рейтинги будут заоблачными.

– Значит, Барбоза все еще жив.

– Разве я так сказал? Вы снова забегаете вперед. Он вышел из своей квартиры три года назад, и с тех пор никто не видел его, даже я.

– Но в церкви Дайме должны знать… я их найду. – Марселина открыла Гугл.

Фейжан потянулся через стол и закрыл рукой экран.

– Нет, нет, нет. Не спешите. Барбоза попал в ад раньше, чем вы родились. Он мало кому доверяет, а вы сидите в моем садике исключительно потому, что вам доверяет Раймунду Суарес. Я сам поговорю с Баркинья, знаю тамошнего бенса[144]. А потом позвоню вам. Но предупреждаю, если попытаетесь обойти меня, я об этом сразу узнаю.

Тощий, иссушенный солнцем, он одним залпом выпил травяной чай и яростно затушил окурок в фарфоровой чашке.

В такси, которое ехало по длинному, тонкому, как тетива, мосту Нитерой, Марселина, просматривая картинки в Гугле, поняла, что узнает священную лозу. Психотрия виридис: блестящие овальные листья и гроздья красных ягод обрамляли вид из дома Фейжана на Изумительный город.

* * *

Алейжадан ехал на складном велосипеде с огромными колесами по центру Стеклянного Зверинца, уворачиваясь от коробок с записями и стопок журналов о звездах. Он дважды сделал круг вокруг Марселины.

– Это что за ерунда? – спросила она.

– Тебе нравится? Будущее транспорта!

– На холмах Рио? Ты на такой штуке по тоннелю в час пик проехаться не хочешь?

– Нет, но это типа круто. Складывается до размеров ноутбука. – Алейжадан попытался развернуться и чуть не врезался в принтер. Он был офисным планктоном в длинном помещении с открытой планировкой, который именовали Стеклянным Зверинцем. – Управлять сложновато. Это новейшее изобретение того англичанина, который комп придумал.

Ключевое слово – «новейшее».

– Алан Тьюринг? Он же, – Нет, другого. Он еще сконструировал те штуковины на колесах, в которые садишься и крутишь педали, – далеки, что ли? Как же его зовут? Хокинг не Хокинг?

Когда-то давно игривость Четвертого канала, его вечное желание оседлать волну современности, волновали и увлекали Марселину, но потом наступила новая эпоха, и неумолимая жажда новизны начала удручать ее, превратившись в поток убогих банальностей; всезнайство и ирония обернулись мрачностью и унынием.

Альтернативная семья Марселины выглянула из стеклянных отсеков при появлении босса. Хоффман многое могла понять по тому, что у каждого на обед, – они ели прямо на рабочем месте, разумеется. Селсу подцеплял суши с изысканностью и проворностью, такой профессионализм – результат ежедневных одиноких тренировок. Агнетта мрачно жевала диетический батончик вместо ланча, как обычно на низком старте в ожидании, когда ей в офис доставят новые туфли, чтобы вечером уже в них пойти домой. Сибеле, единственная, кого Марселина не только опасалась, но и уважала, принесла с собой бауру, домашний сэндвич. Она притаскивала их каждый день. Говорила, домашняя готовка – это новый писк сезона, вместо суши. Сибеле понимала, как работают такие трюки, как добавить собственную завитушку к гребню волны, а потом наблюдать, как хаотичная математика штормов и экспоненциальные законы усиливают ее, превращая в новую моду. Уже половина съемочной группы Лизандры сама готовила себе обеды. «Умница, но я тебя знаю».

– Господи, мы что теперь, тоже должны переодеваться в обед? – запаниковала Агнетта.

– Ты о чем?

– Ты только что была в костюме, а теперь в капри!

Марселина покачала головой. Она обычно не понимала процентов восемьдесят из того, что говорила Агнетта.

– Мне звонили?

– Ты об этом спрашивала пять минут назад, – буркнул Селсу, размешивая васаби.

Хоффман недоуменно пожала плечами.

– Сегодня что, Национальный День Безумной Марселины Хоффман?