Бразилья - Йен Макдональд (2015)

Селсу Сибеле, Агнетта, Витор, покинувший свой наблюдательный пункт в уличном кафе, Мойзес и Титу, которых она встретила, когда снимала «Гей-джунгли» (основная идея: могут ли одиннадцать «голубых» на необитаемом острове посреди Амазонки превратить в гея единственного гетеросексуала), и завербовала в свою альтернативную семью. Телевизионщики и геи. Посмотри, к кому ты побежала в момент кризиса. Всем гостям Марселина предложила по косяку. Когда она только покупала квартиру, агент по недвижимости открыл проржавевшую дверь на крышу, и Хоффман прошла за ним на залитое солнцем поле маконья.

– Это входит в цену? – поинтересовалась она.

В тени водяных цистерн и спутниковых тарелок росло столько марихуаны, что на улице ее можно было бы толкнуть как минимум тысяч за десять. Дона Бебел научила Марселину, как обращаться с сырьем в сушильном шкафу. Одна она бы столько скурила минимум лет за пять.

– Я собрала всех вас сегодня…

Смех, аплодисменты.

– Вы знаете, о чем я. Вы – моя семья, мои гей-папы. Я рассказываю вам то, что не рассказала бы даже кровным родственникам.

Охи-вздохи.

– Нет, серьезно. Если я не могу доверять вам, то кому вообще можно доверять? И мне хотелось бы думать, что и вы мне доверяете. и не только в работе. Но и в остальном. – Выходило плохо, глупо и неискренне, как в тот вечер, когда она пыталась сказать парням, угнавшим машину, что они попали на телевидение. Но она никогда ничего особо у них не просила, никогда не обнажала перед ними свою бледную душу. – Мне нужна помощь, ребята. Некоторые из вас заметили, что я веду себя несколько… рассеянно в последнее время. Вроде как не помню того, что делала, а потом у меня началась реальная паранойя.

Никто не осмелился ответить.

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне, нет ли еще чего-то, что я не помню, но делала или говорила.

Члены альтернативной семьи переглянулись. Поджали ноги, надули губы.

– На днях ты прогарцевала мимо меня, – сказал Витор. Его голос напрягся, стал резче и увереннее. – И даже не обернулась, когда я окликнул тебя. Я был в ужасе. И сегодня даже не хотел приходить.

– Когда это было?

– Ну я не знаю, как обычно. Ты же знаешь мой распорядок. Когда я пью чай.

– Мне нужно знать точно, Витор.

– Около пяти или половины шестого. В среду.

Марселина сложила руки вместе, словно в молитве, и этот особый жест отлично знали члены ее команды: она делала так, когда пыталась ухватить еще сырую идею.

– Витор, тебе придется поверить мне, я в это время была в Нитерой и получала рекомендательное письмо в Баркинью от Фейжана. Я могу дать его номер, позвони.

– Но ты прошла прямо мимо меня и ранила своим безразличием. Ранила в сердце, дорогая.

– И куда я шла?

– Как обычно, к стоянке такси.

Марселина подняла ладони к губам.

– Это была не я, Витор. Меня там не было, я ездила в Нитерой, поверь мне.

Все дружно затушили косяки.

– Еще кто-то сталкивался с чем-то подобным?

Теперь Мойзес заерзал на стуле. Это был довольно толстый мужчина шестидесяти с чем-то лет от роду, у которого было несколько таинственных антикварных магазинов, он был кариока старой закалки, любитель безжалостных, пусть и не всегда точных острот, а его голос напоминал лезвие бритвы, обернутое в бархатную ткань. После «Гей-джунглей» Марселина искала способ отснять передачу специально под него.

– Ну ты мне как-то вечером позвонила. Я решил, что это как в «Коде да Винчи», загадочные зашифрованные послания, и все такое.

У Марселины закружилась голова. И вовсе не из-за косяка.

– Когда это было?

– Ты же знаешь, я сова, но поздновато было даже для меня. В половине четвертого утра.

– На домашний или на мобильный?

– Разумеется, на мобильный. Я потом несколько часов заснуть не мог, все прокручивал твои слова в голове.

– Мойзес, ты можешь повторить то, что я сказала?