Черный человек - Ричард Морган (2007)

Цай, который уже собирался повернуться, чтобы следовать за своими подчиненными, остановился, и его взгляд, казалось, внезапно устремился куда-то вдаль, через док, через залив, настраиваясь на что-то, а память вернулась к событиям, которых сам капитан предпочел бы не касаться. До Севджи вдруг дошло, что за показной горделивой холодностью Койла и Ровайо стояла та же нервозность, а вовсе не зависть к полномочиям столичных гостей, как она раньше думала.

«Они напуганы, – внезапно поняла она. – И мы – их единственная надежда».

У Севджи было однажды подобное прозрение, когда она еще только начинала в нью-йоркской полиции и работала по делу о наркотиках и домашнем насилии. Разговаривая с матерью преступника, чье опухшее лицо было покрыто синяками, она вдруг с той же тошнотворной неожиданностью поняла, что эта женщина смотрит на нее как на некое решение своей проблемы, ожидает, будто патрульная Эртекин двадцати трех лет от роду сделает что-то со всем этим дерьмом в ее семье и ее жизни.

Так приятно быть нужной.

– Повреждены, – медленно проговорил Цай. – Да, я думаю, можно и так сказать.

Крышки внешних люков отсутствовали как таковые, их сорвало вместе с крепежом – теперь они, должно быть, где-то на дне Тихого океана. Почерневший огрызок «Гордости Хоркана» стоял на подпорках в сухом доке настолько ровно и устойчиво, насколько вообще позволяла его конструкция. Им все равно пришлось спуститься в четвертый входной люк, напоминающий колодец, прорубленный в корпусе пассажирской секции. Трап, приспособленный для эксплуатации в невесомости, привел их на дно шлюзовой камеры, а оттуда они с трудом спустились в нижний люк, оказавшись в наклонном главном заднем коридоре. От лазерных панелей по бокам прохода исходил мягкий голубой свет, но подчиненные Цая установили повсюду, начиная от шлюзовой камеры, яркие аварийные лампы. Белое сияние отбрасывало блики на грязные кремовые стены и зубцы.

Севджи зацепилась взглядом за это, стоя на нижней ступеньке трапа, и даже притормозила. Ухмылка, разорвавшаяся до самых десен, на изуродованной человеческой голове. Та едва держится на безруком и безногом человеческом торсе, распластанном на полу.

– Понимаете, что я имел в виду? – Цай спускался вниз вместе с ней.

Севджи стояла, пытаясь справиться с собственным желудком. Тут и без похмелья вполне можно блевануть. Ее последний год в полиции Нью-Йорка был милосердно скуп на кровавые ужасы; перевод из убойного отдела в отдел взаимодействия с КОЛИН не прибавил ей друзей, но уж точно снизил количество искалеченных человеческих останков, которые ей по долгу службы приходилось осматривать. Теперь у нее возникло смутное ощущение, что без сина она вывалила бы скудное содержимое своего желудка прямо на место преступления.

Ты хочешь сказать, на твое место преступления.

Оно твое, Сев.

Она слегка наклонилась, впившись взглядом в мертвеца. Вступая во владение.

– Альберто Толедо, – тихо сказал Цай. – Инженер Купола Стэнли, специалист по атмосферной нанотехнологии. Тридцать шесть лет. Возвращался домой с вахты.

– Да, я знаю.

Детали биографии будто поднимались с призрачным шепотом от изуродованного, ухмыляющегося лица и роились в воздухе. Должностные обязанности, резюме, происхождение. У него где-то была дочь. Обе его щеки срезаны до самых скул, за которые все еще цеплялось несколько волокон кожи. Нижняя челюсть выбита. Глаза…

Она сглотнула – ее все же подташнивало. Подошел Нортон, положил руку ей на плечо:

– С тобой все нормально, Сев?

– Да, все в порядке. – Она сосредоточилась на фактах. В своем долгом пути обратно на Землю «Гордость Хоркана» не выходила на связь почти семь с половиной месяцев.

– Капитан, это… выглядит свежим.

Цай пожал плечами.

– Мне сказали, в бортовых атмосферных системах присутствует что-то антибактериальное. Но да, мы полагаем, что Альберто, вероятно, был одним из последних.

– Из последних?