Феномен полиглотов - Майкл Эрард (2012)

Но все упомянутые выше результаты опроса были получены лишь спустя долгое время. А пока мы с Лорейн продолжали сидеть в суши-ресторане, готовясь нанести визит мозгу Кребса. «Между К. Д. и другими упомянутыми вами гиперполиглотами, такими как Меццофанти и Кребс, есть одно важное различие. В то время, когда мы познакомились с ним, он не занимался изучением новых иностранных языков, и кроме того, мы не знаем, насколько хорошо у него получалось переключаться между ними. Мы знаем его как человека, который быстро и легко довел свое знание языков до очень высокого уровня. Меня интересовала именно эта его способность», – сказала она. Такие люди могут как отличаться, так и быть похожими на тех, кто занимается накоплением иностранных языков. Идет ли речь об одной и той же категории людей? Или это два совершенно разных случая?

Я повторил фразу, которую позаимствовал у Лорен Коулман, автора многочисленных статей, посвященных поиску считающихся вымершими или неизвестных науке животных – от снежного человека до вновь открытого вида лягушек. Однажды Коулман назвала этих существ, также известных как криптиды, «несвоевременными, неуместными и неформатными». Так, например, латимерия, которая считалась давно вымершей, но живет явно вне своего времени; обезьяны, сбежавшие из зоопарка и поселившиеся в мусорных баках на окраине города, выглядят там неуместно; а гигантские амазонские змеи или мастодонты не вписываются в окружающий мир своими размерами. Это же описание идеально подходит и гиперполиглотам, которые пользуются языком совершенно иначе, чем другие люди. Они обычно не живут вместе с другими гиперполиглотами, поэтому нельзя сказать, что они находятся в привычном для них месте. И наконец, некоторые из них явно витают в прошлом или прибыли из будущего. Меццофанти и К. Д., Александр и Хелен, Кен Хэйл и Кристофер – все они пребывают вне окружающего их формата, пространства и времени. Я чувствовал себя счастливым оттого, что мне удалось обнаружить этих людей в несоответствующем их масштабу мире и получить возможность измерить их способности.

Завтра мы увидим мозг Кребса, его ткани, помещенные в стеклянную банку и залитые темным раствором формальдегида. Я с нетерпением ждал этого момента в надежде, что наша поездка поможет получить ответы на некоторые вопросы. Но оказалось, что грядущий день готовил нам куда больше приятных сюрпризов, чем мы могли ожидать.

Глава тринадцатая

«У меня очень хорошо получается находить четырехлепестковый клевер, – произнесла Лорейн с заднего сиденья такси, на котором мы ехали в Институт мозга имени Сесиль и Оскара Вогта. – И это мой единственный дар». За те несколько недель, которые она провела в Германии, ей действительно удалось найти немалое количество таких цветков. Этому есть два объяснения, говорила она: либо в Германии четырехлепестковый клевер встречается чаще, чем в других местах, либо расслабленное состояние позволяет лучше их замечать. «Может быть, это генетическая предрасположенность?» – ответил я. «Возможно. Моя бабушка тоже умеет их находить», – согласилась она.

Через некоторое время мы уже сидели за столом для совещаний и пили кофе в компании институтского архивариуса Питера Силлмана, который принес нам подборку статей о Кребсе, его краткие мемуары и представленную здесь черно-белую фотографию.

Эмиль Кребс

(предоставлено Институтом мозга Сесиль и Оскара Вогта)

* * *