Феномен полиглотов - Майкл Эрард (2012)

Еще один важный вопрос связан с тем, что политическую основу любого государства составляют граждане, являющиеся носителями одного-единственного языка. «Сообщество представлено языком», – писал Бенедикт Андерсон. Это понимание возникло в Европе в эпоху Меццофанти. По мнению националистов, гражданину для того, чтобы продемонстрировать свою принадлежность к родине, в устной и письменной речи вполне достаточно родного языка. Он сохраняет свою национальную принадлежность, избегая других языков, региональных диалектов и нестандартных способов устной и письменной речи. Таким образом, привязанность к родному языку является таким же политическим проектом, как и популяризация иностранных. Говорить как гражданин означает говорить на родном языке. Во Франции, например, на региональные диалекты долгое время смотрели свысока, культивируя парижский диалект, пока Французская революция не привела к объединению языков. До 1960-х годов очень малое число индонезийцев называли бахаса своим первым или родным, а теперь на этом, фактически официальном, языке говорят миллионы граждан страны. Это стало возможным вследствие того, что в школах были разработаны стандарты обучения, а правительство утвердило порядок проведения экзаменов на знание этого языка. Вскоре частные компании начали принимать результаты экзаменов в качестве оценки уровня знаний и способности сотрудников служить целям компании.

Ситуация осложняется, когда речь заходит об использовании более чем одного языка. Знание иностранного языка, по крайней мере в представлении простых людей, означает: вы храните его отдельно от всего остального, что знаете. Долгое время людей, которые с детства говорят на двух языках (билингв), критиковали за смешивание в одном предложении слов из разных словарей. Такое «переключение» языковых кодов рассматривалось как неспособность человека четко мыслить и, соответственно, как фактическое незнание ни того, ни другого языка. Печальным последствием применения концепции «все или ничего» стало то, что «двуязычие» воспринималось как некий дефект человеческого сознания.

Отдельные части языка имеют куда большее значение в тех частях мира, где язык воспринимается не как цельность, а скорее как нечто абстрактное и внешнее, сродни одежде. Согласно этой концепции, вы не впитываете язык внутрь себя, а надеваете поверх. Используемый язык не меняет сущности вещей, не позволяет им принимать различные формы. Это просто инструмент. Инструмент, который вы используете по мере необходимости, примерно так, как мне во время работы в библиотеке Арчигинназио требовался то французский, то итальянский. Обозначим эту концепцию как «что-то оттуда, что-то отсюда». Отдельные части языка имеют значение там, где язык не имеет письменной формы, или там, где грамотных людей очень мало, что существенно ограничивает возможности фиксации языка. Кроме того, в тех странах, где существует несколько государственных языков, отдельным частям языка придается большее значение, чем там, где национальная идентичность строится на одном языке. Например, в Южной Индии языки выполняют функцию визитной карточки или опознавательных знаков, которые вы носите потому, что они позволяют определить вашу принадлежность к тому или иному классу или касте, регион, из которого вы родом, вашу религию, семейное положение, профессию и даже ваш пол. Отношение к вам как к личности определяется отношением к тому языку, на котором вы говорите. Но Меццофанти жил в совершенно иной среде. Так какой же подход следует применить в его случае?