Феномен полиглотов - Майкл Эрард (2012)

Я решил встретиться с отцом Александра, Айваном, который мог бы рассказать свою историю о детских годах Александра. Я ожидал увидеть угрюмого и сдержанного человека, но когда он подъехал ко мне, увидел косматого старичка лет семидесяти с длинными седыми волосами и невероятной челкой, нависающей над круглыми очками; он был похож на близорукую овчарку, втиснувшуюся на переднее сиденье «тойоты» девяностых годов выпуска. В Айване прослеживалась обходительность Александра, и было видно, что дай ему только шанс – и он будет часами говорить о ревностном изучении языков.

Когда Айван с братом-близнецом Джозефом в конце 1940-х годов переехал из Мексики в Миннесоту, их одноклассники глумились над ними, говоря, что они не американцы, а индейцы. Чтобы влиться в коллектив, он перестал говорить по-испански. В девятом классе он влюбился в латынь – по большей части из-за ее сходства с испанским, языком его отца-мексиканца. Братья были необузданными провинциалами, неисправимыми романтиками в джинсовых пиджаках. Будучи подростками, они так серьезно соревновались друг с другом, что поделили между собой сферы деятельности, как военные трофеи: Айван получил поэзию и языки, а Джозефу досталась сфера искусства, и в итоге он стал доктором искусствоведения[39]. Айван с жадностью впитывал в себя языки романской группы, находя материалы по французскому, итальянскому и португальскому языкам в библиотеке, прочесывая магазины в поисках книг на каталанском и провансальском, отыскав «Разговорный румынский» в чикагском букинистическом магазине. «Я сводил свою мать с ума, когда разговаривал с ней по-румынски», – рассказывал он. Его профильной дисциплиной в колледже была латынь, а помимо нее он начал изучать древнегреческий, что привело его к санскриту – отправной точке для изучения хинди, бенгальского, сингальского и непальского с захватом персидского по пути[40]. Все языки, за исключением латыни, французского и итальянского, были изучены им не на школьной скамье. Помимо уже перечисленных он знает немецкий, немного древнескандинавский, древнеисландский, русский, арабский и немного китайский. «Возможно, Александр помнит, как я изучал санскрит после утреннего душа с полотенцем на голове», – говорил Айван. Было легко представить его в таком образе – и маленького Александра, незаметно приткнувшегося рядом. Затем я представил его в очереди в супермаркете, читающим какой-нибудь иностранный фолиант, облокотившись на тележку, – он говорит, что если способен читать иностранную книгу в такой обстановке, значит, на самом деле знает язык.

Он согласился, что болезнь Макса действительно отразилась на психологии четырнадцатилетнего Александра. По словам отца, мальчики не уживались, и старший чувствовал себя виноватым, боясь, что он тому причиной. В поисках хорошего попечения о Максе семья переехала из Нью-Йорка в Калифорнию, что усугубило чувство вины Александра. Айван сказал, что видел, как Александр ушел в себя и «фактически перестал существовать как личность». Затем Айван стал работать библиотекарем в Калифорнийском университете в Беркли, внося в каталоги материалы по иностранным языкам, включая новогреческий и некоторые южноазиатские языки, и его поэтические произведения часто публиковали.

«Конечно, мы уделяли больше внимания Максу, – рассказывал Айван, – и это естественно, но мы знали о чувствах Александра и пытались относиться к нему так хорошо, как только могли, но я не думаю, что он это чувствовал. Мне кажется, он ощущал себя отвергнутым». У повзрослевшего Александра было мало друзей и не было девушки, что беспокоило отца. Но когда однажды он вернулся домой с пластинками «Твистед систер» и Элвиса Костелло, Айван успокоился. Он решил, что с мальчиком все будет в порядке.