И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - Эдвард Слингерленд (2014)

“Стыд за злодеяние” и “праведное негодование” находят параллели в современной науке и служат еще одним доказательством того, что при общественном сотрудничестве рациональность не является ведущим фактором. Вспомните экономическую игру “Ультиматум”. Вам предлагают 100 долларов, которые вы должны разделить с другим человеком. Сколько именно денег предложить партнеру, вы решаете сами, но если он скажет “нет”, денег не получит никто. Есть лишь одна чисто рациональная стратегия: вы оставляете себе 99 долларов 99 центов и предлагаете партнеру 1 цент, а тот должен согласиться, поскольку в итоге вы оба поправите свое финансовое положение. В реальности же никто не предлагает так мало (а что вы бы сделали?), и партнер обычно с негодованием отвергает сделку, которая кажется ему несправедливой (обычно если предлагают менее 20-30% суммы{133}). Нейровизуализация мозга игроков{134} в “Ультиматум” показывает, что к отказу от несправедливых предложений приводит сильная эмоция. Другие исследования указывают, что такое поведение в игре может иметь генетическую основу{135} и праведное негодование может быть частью нашего психологического устройства, обусловленного эволюцией.

Как и сострадание, эта черта присуща не только людям. Обезьяны-капуцины отказываются{136} от пищи (хочется сказать – из-за ощущения несправедливости), если видят, что другая обезьяна получает больше огурцов, чем заслуживает. Мэн-цзы, возможно, преувеличивает силу этой эмоции, поскольку неясно, действительно ли большинство людей предпочтет голодную смерть бесчестью. Однако мысль, что у людей есть “росток” справедливости, кажется убедительной. То, как два других ростка (начало мудрости и учтивости) накладываются на аспекты психологии морали, менее понятно. При этом люди явно испытывают другие нравственные эмоции, например ощущение чистоты{137}, происходящее, вероятно, от реакций отвращения.

В общем, взгляд Мэн-цзы становится популярным у психологов. Выше мы говорили о том, что бессознательное, “чувственное” (эмоции, привычки и так далее) обычно сильнее влияет на наше поведение, чем “рассудочное”. В философии этому соответствует растущее признание (по крайней мере у философов, которые покидают иногда кабинет), что моральные суждения обусловлены эмоциями куда в большей степени, чем кажется. Неоюмисты{138} – группа молодых философов с интересом к психологии – обратились к наследию Давида Юма: мыслителя эпохи Просвещения, который, оставаясь в меньшинстве, призывал отдать должное эмоциям. Джонатан Хайдт и другие современные ученые показали, что моральные суждения – результат чувственных, быстрых, интуитивных реакций на социальные ситуации. Люди впоследствии предлагали рациональные обоснования своих решений, но правильные экспериментальные манипуляции показали, что обычно они приходят потом – рациональный “хвост” виляет эмоциональной “собакой”{139}.

И даже то, что мы можем четко отделить рациональное от эмоционального, сейчас вызывает сомнение. Особенно интересна в этом отношении революционная работа нейробиолога Антонью Дамазью, который изучал пациентов с повреждениями вентромедиальной префронтальной коры{140} (ВМПК) головного мозга. Она является центром обработки эмоций, в особенности сложных выученных эмоций. Пациенты Дамазью пострадали при несчастных случаях или от инсульта. Они получили локальные повреждения ВМПК, сохранив при этом способность мыслить рационально, то есть утратили чувственное, но не рассудочное мышление. Несмотря на затруднения с обработкой эмоций, у них не было проблем, когда речь шла о запоминании, абстрактном мышлении, математике или тестах Айзенка (IQ). Тем не менее они были почти не способны к нормальной жизни. Когда доходило до принятия обыденных решений, они оказывались удивительно неумелыми, почти не способными сделать простой выбор или учесть последствия своих поступков.