Многие десятилетия ученые-когнитивисты и философы спорили, является наше сознание “аналоговым” или “цифровым”. Дебаты еще не закончены, но пока ведут сторонники “аналогового” подхода{142}. Одно из основных затруднений для “бестелесной” теории следующее: человеческая психика сформировалась до цифровой революции. Никто не отрицает, что наши чувства – “аналоговые”. Звуковые и световые волны “отпечатываются” в телесном разуме примерно так же, как осуществляется аналоговая звукозапись или делаются фотоснимки. Однако даже “высшие” участки мозга (вроде коры больших полушарий) напоминают скорее магнитную ленту, чем “айфон”. Нейронная структура коры устроена так, чтобы она имела дело с двухмерными образными системами, а не с цифровыми символами. Разумеется, кора может содержать цифровые системы управления. Но мы до сих пор не видели их в действии, и трудно себе представить, как и где “аналоговые” сигналы от органов чувств могут быть переведены в “цифровой” формат. Увеличивается также объем экспериментальных данных, указывающих на то, что люди мыслят скорее образами, чем абстракциями. Мы воспринимаем жизнь как путешествие{143}, рассуждаем о справедливости, прибегая к метафоре весов, и интуитивно воспринимаем зло как тьму и грязь, а добро – как свет и чистоту.

Мэн-цзы опережает свое время и в этом отношении. Моисты, как и их нынешние собратья-утилитаристы, считают хорошее поведение результатом цифрового мышления. Бестелесный разум сводит информацию к цифрам, проводит подсчеты и навязывает результаты телу, которое никак не участвует в процессе. Мэн-цзы, с другой стороны, утверждал, что изменение поведения – это аналоговый процесс: образование должно быть холистическим, опирающимся на телесный опыт, эмоции и восприятие, использующим как основные инструменты образное мышление и эмпатию. Вы не преуспеете, если просто заявите Сюань-вану из Ци, что он должен чувствовать сострадание к народу. Так же бесполезно будет попросить его обдумать, насколько нелогично заботиться о быке, наплевав на живых людей, которые страдают под его неправедной властью. Единственным способом изменить его поведение, подтолкнуть его к у-вэй было наставление с помощью определенных упражнений{144}. Мы аналоговые существа, живущие в аналоговом мире. Мы мыслим образами, а значит, обучение прямо зависит от силы воображения.

Джонатан Хайдт в своей работе о счастье прибегает к метафоре погонщика (сознательная психика), пытающегося приручить слона (телесное бессознательное). Проблема абсолютно рационалистических моделей нравственного воспитания, замечает Хайдт, в том, что те пытаются “снять погонщика со слона и научить решать проблемы самостоятельно”, через передачу абстрактных правил. Они соответствуют “цифровому” пути, и результат предсказуем: “Урок заканчивается{145}, погонщик залезает обратно на слона, и все остается как есть”. Нравственное воспитание должно быть “аналоговым”. Хайдт вспоминает, что в колледже был убежден рациональными аргументами Питера Сингера в моральном превосходстве вегетарианства. Однако эта убежденность никак не повлияла на его поведение. В результате Хайдт стал вегетарианцем (по крайней мере на время), посмотрев видеозапись происходящего на бойне. Лишь сильный образ смог сделать то, что оказалось не под силу логической аргументации.