И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - Эдвард Слингерленд (2014)

Чтобы указать разницу между этими двумя типами чувственного мышления, навыками и добродетелями, достаточно простого примера. Навык, вроде игры на фортепиано, опирается на чувственное мышление: вы никогда не продвинетесь дальше мучительного воспроизведения Mary Had a Little Lamb, не передав большую долю контроля автоматическим системам. Однако ценность вашей игры целиком зависит от того, как вы играете, когда сидите за инструментом. Внутренняя мотивация не имеет значения. “Загрузив” большую часть необходимых действий в связи с конкретным музыкальным произведением в базальные ганглии и сенсомоторную систему, с оставшимися ресурсами рассудочного мышления вы можете делать все, что угодно. Хотя мы можем предполагать, что исполнитель трогающей душу, красиво сыгранной сонаты поглощен музыкой и охвачен теми же глубокими эмоциями, которые внушает нам, мы вряд ли сможем винить его (или требовать деньги назад), если впоследствии обнаружим, что он, сидя за инструментом, думал в основном о том, что съест на ужин. Исполнение ценно само по себе. Но все совсем не так, когда речь идет о добродетелях. Они завязаны на социальное взаимодействие, которое крайне уязвимо для “безбилетников”. Добродетели должны быть искренними, чтобы чего-нибудь стоить: не должно быть промежутка между действиями и намерениями.

14 ноября 2012 года на Таймс-сквер туристка тайно сфотографировала полицейского, присевшего, чтобы помочь босому бездомному надеть ботинки. Фотографию опубликовали на странице нью-йоркской полиции в “Фейсбуке”, и она мгновенно разошлась по Сети. Полицейский Лоуренс Депримо был настолько растроган страданиями босого человека, что забежал в ближайший магазин и купил ему пару обуви. “Было очень холодно{198}, и ноги этого человека были в волдырях, – рассказывал он позднее. – На мне было две пары носков, а я все равно мерз”. История оказалась очень удачной для образа нью-йоркской полиции, но секрет ее привлекательности в спонтанности действий Депримо и случайности того, что кто-то случайно снял его. Представьте, что полицейский знал о фотографе и красовался перед камерой и его поступок был продиктован жаждой славы, а не состраданием. Это знание немедленно превратило бы трогательную историю в ужасный спектакль. Само действие волшебным образом изменилось бы, хотя все в мире осталось прежним: полицейский лишился бы 75 долларов, а бездомный приобрел новые ботинки. В нас живо неискоренимое убеждение, что акт “сострадания”, предпринятый без правильной мотивации, – просто имитация добродетельности. С другой стороны, доказательства искренности и спонтанности{199} в области морали вдохновляют и трогают нас.

Эта проблема занимала древнегреческого философа Аристотеля. Он сравнивал навыки и добродетель{200}. Когда речь идет о навыке вроде игры на фортепиано, мы без труда можем представить, как долгое обучение приводит к устойчивому навыку. Хотя многие дети, которых заставляли годами заниматься музыкой, могут ненавидеть фортепиано, немногих счастливчиков эта мука в конце концов приводит к высокому уровню мастерства и искреннему удовольствию. Однако если речь о добродетели, например сострадании, то совсем не очевидно, чем может помочь тренировка. У нас есть ощущение, что если я спонтанно не ощущаю сочувствия к бездомному с покрытыми волдырями ступнями, то покупка ему пары ботинок не превратит меня в милосердного человека. Даже если я сотнираз заставлю себя поступить так, как поступил бы милосердный человек (будто играя гаммы), нельзя понять, как и когда я стану искренне милосердным. В определенном смысле добродетели кажутся тем, что невозможно достичь усилием: они у вас либо есть, либо нет.