Королева - Салли Беделл Смит (2013)

Как писал в докладе президенту Дуайту Эйзенхауэру Эрл Уоррен, “коронация ощутимо сплотила страну” (103). Ошеломляющее число людей смотрело церемонию по телевизору. В Британии из тридцати шести миллионов населения зрителями прямой трансляции стали около двадцати семи миллионов человек, а число обладателей телеприемников увеличилось вдвое. Будущий премьер-министр Джон Мейджор (104), которому тогда было десять лет, тепло вспоминал о том, как смотрел церемонию по первому в семье телевизору. Такие же теплые воспоминания хранит и Пол Маккартни. “Я вырос при королеве и считал ее просто прелестью. Она была такая ослепительная, такая красавица” (105).В Париже за ходом церемонии наблюдал один весьма пристрастный зритель – бывший король Эдуард VIII, который отрекся еще до коронации (что важно, поскольку, как отметила одна из знакомых королевы, “он не был помазан, а значит, не был истинным королем” (106) и последний раз был на подобном торжестве в 1911 году, герцог Виндзорский смотрел церемонию в гостях у Маргарет Биддл, богатой американки, организовавшей “телевизионный ланч” (107) на сотню приглашенных знакомых. В комнате, заполненной рядами позолоченных кресел, она разместила три телевизора, и герцог, устроившийся в центре первого ряда, “не выказал ни малейшей зависти и горечи” за все время трансляции. Под конец передачи он потянулся, закурил сигарету и проговорил ровным голосом: “Очень зрелищная была церемония. И очень трогательная – в первую очередь, наверное, потому, что короновалась женщина”.

...

“Особенно ей будет не хватать еженедельных аудиенций, столь познавательных и, если так можно выразиться о государственных делах, веселых”.

Уинстон Черчилль прощается с Елизаветой II после торжественного ужина по случаю ухода в отставку. Апрель 1955 года. Associated Press

Глава пятая Государственные дела

Ореол, горячий трехлетний гнедой скакун, занимавший мысли Елизаветы II перед коронацией, был одним из фаворитов на Коронационном дерби в субботу 6 июня 1953 года, когда в Эпсоме состоялись 174-е скачки трехлеток. Он происходил от Гипериона и Ангелолы, однако кличку получил по линии деда, жеребца Донателло, названного в честь скульптора эпохи Возрождения, который украшал головы своих ангельских персонажей на барельефах массивными нимбами.

Королеве доставляет огромное удовольствие придумывать клички своим скакунам. Как любительница кроссвордов и шарад, она изобретает изящное сочетание в два счета: например, Ангелола от Донателло и Феолы или Лост Марблз (“Шарики за ролики”) от Амнезии и Лорда Элгина [13] . “У нее энциклопедические знания, вмещающие все вплоть до старинных шотландских имен” (1), – вспоминает графиня Джин Карнарвон, супруга Генри Порчестера – впоследствии графа Карнарвона, для Елизаветы II, впрочем, оставшегося “Порчи”, который более трех десятилетий служил у ее величества скаковым управляющим.

Под ликующие возгласы полумиллионной толпы зрителей – рекордное количество для Эпсома – королева с супругом сделали круг по ипподрому (2) на заднем сиденье открытого “даймлера”. Сидя в королевской ложе, Елизавета II не сводила бинокля с жокея в цветах своей конюшни (лиловый камзол с золотыми позументами и алыми рукавами, шапочка черного бархата с золотой бахромой) – вместе с другими двадцатью шестью чистокровными скакунами ее конь несся стрелой, покрывая дистанцию в полмили до финиша. Ореол пришел вторым, не сумев обойти Пинцу, оторвавшегося от него на четыре корпуса. Королева в темных очках и шляпке-клоше улыбнулась и помахала рукой, несмотря на досаду. Жокей, сорокадевятилетний сэр Гордон Ричардс, получил свое рыцарское звание (первым среди жокеев) буквально накануне. При личной встрече с королевой он убедился, что ее величество “не меньше его самого довольна результатами заезда” (3), и назвал ее “замечательным человеком” (4).