Королева - Салли Беделл Смит (2013)

Немало торжественных ужинов на борту “Готика” за время вояжа по странам Содружества было посвящено обмену подобными впечатлениями. Сбросить напряжение помогали визиты на конные заводы и скачки в австралийском Рондвиче и Флемингтоне. В ходе вылазок на пляж по выходным советники королевы постепенно привыкали к фамильярности Филиппа в адрес супруги. Когда она отказалась надевать купальный костюм в поездку на Большой Барьерный риф, Филипп заявил: “Да ладно тебе, все равно бездельничаешь, поплавай хотя бы”. – “Мне нельзя жариться на солнце”, – ответила королева. “Ну ты и бабка-ворчунья!” (65) – поддел Филипп.

Сам он на общественных мероприятиях по-прежнему развлекался остроумными шпильками и подтруниванием, а следуя в кортеже, любил помахать кому-нибудь самому неприметному. Однако, выступая от собственного лица, произносил речи, свидетельствующие о расширении круга его интересов. Так, например, на конференции (66) в новозеландском Веллингтоне он долго рассуждал о применении научных знаний в сельском хозяйстве, медицине и военном деле. Если королева высказывалась кратко и придерживалась заранее написанных текстов, Филипп постепенно осваивал искусство спонтанных реплик и импровизации.

Последний отрезок пути снова лежал через экзотические края с остановками на Цейлоне (нынешней Шри-Ланке), Кокосовых островах в Индийском океане, в Уганде и Ливии. Сессию цейлонского парламента королева открывала в своем коронационном платье, и, поскольку церемония проводилась в наружном павильоне, за час на открытом солнце наряд, расшитый драгоценными камнями, нагрелся так, что жгло кожу, однако ее величество не подавала вида. Фрейлины замечали (67), что даже в самую сильную жару у королевы не появлялось и намека на испарину, – этого свойства она не утратила и сейчас, на девятом десятке лет. Во время визита на мемориальную площадку на месте башен-близнецов Всемирного торгового центра в Нью-Йорке в июле 2010 года она почти полчаса провела на рекордной сорокаградусной жаре, общаясь с семьями погибших здесь 11 сентября. “Мы все обливались потом, – вспоминает вдова пожарного Дебби Палмер, – а у нее абсолютно сухой лоб. Вот что значит королевское величие” (68). Однако Памела Маунтбеттен, отметившая невероятное хладнокровие Елизаветы II шестью десятилетиями ранее, считает иначе: “Есть люди, которых легко бросает в пот, но она не из таких. В результате в жару ей вдвойне тяжелее, поскольку влага не находит выхода. Это с ее собственных слов. Удобное свойство, потому что позволяет не терять лицо, но дается нелегкой ценой” (69).

В ливийском Тобруке королева и принц Филипп пересели на “Британию”, новую 412-футовую королевскую яхту (70) с сияющим темно-синим корпусом, которую они проектировали совместно с архитектором, сэром Хью Кассоном. Герцог отвечал за техническую оснастку и общий декор, а королева выбирала элегантную обивку для мебели, абажуры и даже дверные ручки. “Британия” с ее огромной парадной лестницей, просторными салонами и элегантной гостиной как нельзя лучше подходила для того, чтобы приглашать мировых лидеров и устраивать большие приемы для почетных гостей. Вечерний чай накрывали на более домашней застекленной веранде, обставленной бамбуковой мебелью и плетеными креслами. Королеве и принцу Филиппу отводились отдельные уютные спальни с дверью между ними, а также две персональные гостиные со встроенными письменными столами. “Британия” служила не только плавучим королевским посольством – островком британской земли, который предстояло использовать в будущих кругосветных вояжах, но и уединенным “загородным домом на море” (71), где королева, по ее словам, могла “по-настоящему расслабиться” (72).

В свой первый рейс в начале мая 1954 года “Британия” доставила к родителям принца Чарльза и принцессу Анну, дав возможность впервые за полгода увидеться воочию. Елизавета II радовалась и одновременно волновалась, что дети их не узнают. Королева-мать успокаивала дочь в письме: “Увидишь, как Чарльз вырос и стал еще ласковее” (73).