Мик Джаггер - Филип Норман (2012)

Брайан Джонс, конечно, эффектно смотрелся со своим козлом на улицах Виндзора, но в любых других декорациях ему все сложнее было переключать на себя столь желанное внимание. По иронии судьбы, переход «Стоунз» под профессиональное менеджерское управление, которого Брайан так отчаянно добивался, почти разъел его могущество и статус основателя группы, ее главной движущей и творческой силы. До прорыва Олдэм и Истон дорожили Брайаном — он был их союзником в рядах музыкантов и как таковой мог добиться особого отношения, лишних денег, комфортных гостиничных номеров. Но теперь, когда группа взлетела на вершину, судьба Брайана была, в общем, предрешена.

Полагая себя безусловной звездой, он не понимал, отчего Олдэм так носится с Миком и отчего зрители с таким пылом откликаются на результаты этой менеджерской работы. «Брайан приходил в контору за письмами поклонников, — вспоминает Тони Калдер, — в конторе лежала крошечная кучка писем, а рядом огромная гора. „А это чьи?“ — спрашивал он. „Это Мику“, — отвечал я. Брайан в ярости хлопал дверью, даже свои письма не забирал».

Один из способов сопротивляться судьбе — конкурировать с Миком эффектностью на сцене, как нередко поступают соло-гитаристы с вокалистами. Но с любопытной твердолобостью — той же твердолобостью, что погнала его жить с подругой и козлом в Виндзоре, даже не попытавшись сохранить былую дружбу Эдит-гроув, — на концертах Брайан совершенно отказывался от драматических и волнующих поз, обычно вполне соответствующих его роли. Концерт за концертом он стоял, будто к месту прирос, со своей лютнеподобной «вокс-тирдроп», невинный, как юный елизаветинский менестрель, и разве что изредка загадочно улыбался. Эта метода редко подводила его в ситуациях тет-а-тета с отдельными женщинами, но не приносила плодов перед восьмью или девятью тысячами поклонниц, сходящих с ума от Миковых кривляний.

И этим потеря власти не ограничивалась. До той поры публичным представителем группы был он — говорил тихо, воспитанно и, в отличие от Мика, без всякого псевдококни. Однако Олдэм счел, что Брайан чрезмерно многоречив и — по причине неисправимой ипохондрии — чересчур пространно описывает свои недавние простуды. И, поначалу крайне неохотно, Мик стал не только петь, но и разговаривать (Кита полагали немым в обоих амплуа). «Когда Эндрю говорил Мику: „У тебя сегодня два интервью“, Мик неизменно спрашивал: „Ты уверен, что они хотят меня?“ — рассказывает Тони Калдер. — Эндрю репетировал с ним выступления и ровно так же репетировал беседы с журналистами». По правилам поп-журналистики начала шестидесятых это подразумевало всего лишь цитирование пресс-релиза о записях и гастрольных планах «Стоунз». Кроме того, к особо ценным интервьюерам требовалось выражать почтение, каким Мик едва ли обладал от природы. Когда явился лично редактор «Нового музыкального экспресса» («New Musical Express») Дерек Джонсон, хорошо подготовленный Мик пожал ему руку и сказал: «Приятно познакомиться, сэр».

Разумеется, музыкальная пресса не критиковала прически и личную гигиену «Стоунз», хотя отсутствие сценической униформы порой вызывало спазматические всплески изумления. И ушлый Олдэм еще не пытался продавать «Стоунз» как прямых конкурентов «Битлз». В основном он подчеркивал, что «Стоунз» — знаменосцы Лондона и в целом Юга в противовес ранее беспрепятственному захвату чартов ливерпульцами. Мик изложил эту концепцию идеально: гордясь родиной, но не умаляя достоинств ливерпульских музыкантов, которым его группа была обязана поворотом к лучшему, соперничая, но не враждуя, честолюбиво, но не самодовольно. «Мерсийский бит мало чем отличается от темзовского. А если ребята из Ливерпуля полагают себя лучше всех, так это ерунда. Я ничего не имею против мерсийского бита. Он отличный. Но он не так нов и оригинален, как эти группы изображают. Я их, впрочем, не виню за то, что воспользовались таким рекламным ходом. Будь мы ливерпульцами, поступили бы так же. Но мы другие, и мы этому миру еще покажем».