Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть - Роб Данн (2012)

В этой связи Чарльз Дарвин задал простой вопрос: почему в такой ситуации люди сбросили волосяной покров, а другие млекопитающие – нет? Дарвин совершенно справедливо утверждал, что если носительство эктопаразитов предрасполагает к смертельно опасным болезням, то это касается не только человека, но и других животных. Стал бы, например, голый медведь – как ни смешно представить себе такое зрелище – меньше страдать от блох? Но голых медведей не существует в природе, более того, нет даже медведей с редким мехом. Ответ на этот парадокс может быть сведен к двум особенностям, которые отличали группы древних людей от групп, например, медведей.

Во-первых, несмотря на то, что древних людей обычно описывают как кочевников, тем не менее большую часть года они оседло жили на одном месте. В таких группах плотность паразитов могла достигать фантастического уровня. К концу дня мы все возвращались к месту ночлега; как правило, это была пещера. Известно, что там мы впервые встретились с клопами, насекомыми, питавшимися кровью спящих летучих мышей. Одна из ветвей рода этих насекомых дезертировала и нашла нового хозяина в лице человека, превратившись из паразита летучих мышей в постельного клопа. Для того чтобы это произошло, мы должны были стать предсказуемыми обитателями пещер – настолько, чтобы клопы могли днем спокойно спать на наших примитивных лежанках, дожидаясь возвращения хозяев на ночлег. Такая оседлость людей означала, что те паразиты, которые не перепрыгивают с одного хозяина на другого, все же могли в любое время нас найти. Постельные клопы могли дожидаться нашего возвращения на ночлег – больше от них ничего не требовалось, так как им не надо было прибегать ни к каким ухищрениям для того, чтобы добраться до нашего тела. Сегодня мы также знаем, что у животных, живущих группами, особенно такими группами, которые тесно сбиваются в местах ночлега (например, морские птицы в колониях или летучие мыши в пещерах), эктопаразитов намного больше, чем у животных, ведущих одиночный образ жизни. Из-за подобного образа жизни мы обзавелись блохами (и болезнями, которые они переносят), хотя у других приматов блох нет. Вероятно, ключевой причиной стал наш образ жизни и теснота, в которой мы жили.

Второй причиной, отличающей человека (помимо образа жизни – по крайней мере исторически благоприятствовавшего заражению эктопаразитами), явилось изобретение одежды. Это произошло приблизительно в то же время, когда мы избавились от волосяного покрова. Так как мы приобрели способность изменять температуру нашего тела (а также наш уровень защиты от влияния окружающей среды), преимущества волосяного покрова исчезли, остались только его эволюционные издержки. Если какой-то признак дает его носителю больше преимуществ, нежели издержек, то такой признак, как правило, сохраняется. Если же признак приводит только к затратам, то он исчезает. Другими словами, как только мы научились изготавливать для себя одежду (которую можно было неоднократно стирать!) из меха других животных – неважно, произошло ли это 200 тысяч лет назад или даже раньше, – она стала такой же уютной средой обитания для эктопаразитов, как и наша собственная пушистая растительность.

В этом контексте было бы интересно сравнить наши организмы и наших паразитов с паразитами и организмами наших предков до того, как они утратили естественную растительность. По идее, у наших предшественников заболеваемость инфекциями, которые переносят блохи, вши и другие паразиты, была намного выше, чем у нас. Но мы не можем провести такое сравнение – во всяком случае пока. Наши нынешние ближайшие сородичи: гориллы, шимпанзе и орангутанги – сильно отличаются от наших предков. Тем не менее нельзя не обратить внимания на тот факт, что помимо паразитов, донимающих нас с вами, у человекообразных обезьян имеются и другие эктопаразиты, которых нет у людей, – например, меховые клещи. Были ли такие паразиты у наших прямых предков – мы не знаем, хотя это и представляется весьма вероятным.