Автобиография Твен Марк - Марк Твен (2014)

Многие люди считали полковника Селлерса вымышленным персонажем, чем-то экстравагантным и невозможным и сделали мне честь, называя его выдумкой, но они ошибались. Я просто перенес его на бумагу таким, каким он был, этого человека незачем было гиперболизировать. Эпизоды, выглядевшие наиболее экстравагантными как в книге, так и на сцене, были не плодами моей фантазии, а событиями его жизни, и я присутствовал, когда они разворачивались. Зрители Джона Т. Реймонда[45] обычно чуть не умирали со смеху над сценой поедания репы, но какой бы нелепой ни была эта сцена, она соответствовала фактам во всех своих абсурдных деталях. Случай произошел в собственном доме Лэмптона, и я при этом присутствовал. По правде сказать, я и был тем гостем, который ел эту репу. В исполнении великого актера эта достойная сострадания сцена туманила слезами самые мужественные глаза, и одновременно грудь разрывалась от смеха. Но Реймонд был велик только в изображении юмористического. В этом он был непревзойден, великолепен – короче говоря, велик; во всем остальном он был пигмеем из пигмеев. Подлинный полковник Селлерс, каким я знал его в обличье Джеймса Лэмптона, был личностью трогательной и прекрасной: мужчина до мозга костей, человек прямой и благородный, с большим, глупым, бескорыстным сердцем в груди, человек, рожденный для того, чтобы его любили, – и его любили все друзья, а родные просто обожали. Это верное слово. Для них он был не многим меньше какой-нибудь бога. Подлинного полковника Селлерса сцена никогда не видела. Там была только его половина. Реймонд не сумел сыграть вторую его часть, это превышало его возможности. Та, вторая, половина была составлена из качеств, которых Реймонд был начисто лишен. Ибо Реймонд не был мужчиной до мозга костей, не был ни честным, ни благородным, а скорее пустым, эгоистичным, вульгарным, невежественным и глупым, и в том месте, где должно помещаться сердце, у него была пустота. Был только один человек, который мог бы сыграть полковника Селлерса полноценно, и это был Фрэнк Майо[46].

Наш мир полон сюрпризов. Они сваливаются нам на головы там, где человек их меньше всего ожидает. Когда я ввел в книгу Селлерса, Чарлз Дадли Уорнер[47], который писал эту повесть вместе со мной, предложил изменить первое имя Селлерса. За десять лет до того, в отдаленном уголке Запада он повстречал человека по имени Эскол Селлерс и считал, что Эскол Селлерс – самое верное и подходящее имя для нашего Селлерса, поскольку тот был странный, эксцентричный и все такое. Мне идея понравилась, но я сказал, что тот человек может объявиться и оказаться против. Но Уорнер сказал, что такого не может произойти: Эскол Селлерс, без сомнения, к этому времени уже умер, – дескать, человек с подобным именем не мог жить долго. Да и не важно, мертв он или жив, мы должны использовать это имя, это именно то, что нужно, и нам без этого имени не обойтись. Через неделю после выхода книги в Хартфорд прибыл разъяренный человек с университетским образованием, утонченными манерами и герцогской внешностью. В глазах его читалась твердая решимость подать иск о клевете. Звали этого человека Эскол Селлерс! Он никогда не слышал о другом человеке с таким же именем в пределах тысячи миль. Программа этого уязвленного аристократа была вполне деловой и определенной: «Американ паблишинг компани» должна изъять из продажи вышедший из печати тираж и изменить имя на печатных формах либо встретить судебный иск на десять тысяч долларов. Он увез с собой обещание издательства и множество извинений, а мы поменяли имя персонажа на печатных формах обратно на «полковника Малберри Селлерса». Как видите, в этой жизни нет ничего невозможного. Даже существование двух не связанных между собой людей с неправдоподобным именем Эскол Селлерс – вещь возможная.