Гоблин. Романтическое заклятье - Ким Суён, Ким Ынсук (2017)

– Ага! Так значит, все ты видишь!

Ынтхак тяжело вздохнула: сейчас снова начнет жаловаться на жизнь.

В отчаянии она уже приготовилась слушать ее нытье, но тут на лице у чхонё-квисин появилась странная гримаса, будто она испугалась чего-то. Странно, кто ж мог ее так напугать? Ынтхак была поражена. Она и сказать ничего не успела, как призрак, запинаясь, начал лепетать: «Ой, так это правда! Прости-прости!» – и тут же исчез так же внезапно, как и появился, оставив лишь небольшой след черного дыма.

Нет, конечно, хорошо, что чхонё-квисин наконец отстала, но Ынтхак все-таки было немного не по себе. От кого она так удрала? Не к добру это все…

Вставляя выпавший наушник, она обратила внимание на высокого мужчину под зонтом, идущего ей навстречу. Между ними было много людей, в том числе и школьниц в такой же форме, как и она сама. Но каким-то образом мужчина почувствовал ее взгляд и посмотрел в ответ. На краткий миг ей показалось, что время будто бы замедлило ход.

У нее мелькнуло смутное ощущение, что они уже где-то встречались. Точно не часто, а лишь однажды, иначе она бы его наверняка запомнила. Ынтхак отвела взгляд, ей нужно было спешить домой.

Едва зайдя в дверь, она тут же стала заниматься домашними делами: поставила вариться рис, помыла посуду, а потом постирала белье. От такой запарки у нее на лбу выступил пот. Пока она хлопотала по хозяйству, ее тетя в гостиной лежала на диване и смотрела телевизор. Этим же были заняты и двое родных детей тетки: сын Кёнсик и дочь Кёнми. Ынтхак была сирота, и ее растила тетя. Хотя «растила» – это не совсем правильное слово: Ынтхак росла сама, но по документам именно тетка считалась ее опекуном. И всю работу по дому она переложила на племянницу, которая, по сути, была у них за прислугу.

Сварив суп, Ынтхак сноровисто накрыла на стол. Расставив тарелки и разложив приборы, она позвала всех обедать. Но ее обленившиеся родственнички, как обычно, слушали вполуха и даже за стол не спешили.

Девушка уже далеко не в первый раз подумала, что уж лучше ей было бы расти совсем без родни, чем с такой.

– Кушать подано! Обед на три персоны: один мужчина, две женщины!

Ей пришлось позвать несколько раз, пока родня нехотя собралась к столу.

– Че ты орешь так? В башке от тебя звенит! Ты ж всего только на стол накрыла, а криков – как на митинге.

Если б дело ограничивалось лишь работой по дому, то это было бы еще ничего. Но ведь приходилось и их брань выслушивать. В детстве, бывало, она даже сомневалась: а точно ли тетка и мать были родные сестры? Но сейчас ей девятнадцать, и она все воспринимает таким, как оно есть. Плакать и огорчаться она перестала в двенадцать. Ну, почти перестала.

– С чего это вдруг миёккук?[8] Сегодня что, у кого-то день рождения? – спросил Кён Сик.

– Точно! Может, у неё? – предположила его сестра.

Ынтхак молча ела приготовленный ей самой суп, пока тот еще не остыл. На кухню зашла тетка:

– Это ж день смерти ее матери, чего тут праздновать? Ничему тебя научить не смогли, ни стыда ни совести нет!

Ынтхак понятия не имела, почему и за что ей должно быть стыдно. Но общение с такими родными, которые вообще не думали о том, что говорят, лишь закалило девушку.

– Спасибо, тетя, что с днем рождения поздравили!

– Нет, ты только погляди на нее! Вот уж правду говорят, пригрели на груди змеюку. Это наказание мне за всю мою доброту. Да уж, несчастная мать-одиночка, покойница-то наша, замечательно дочку воспитала.

– Ну, знаете, это уже чересчур.

– Что – чересчур? Это для тебя она мать, а для меня – всего лишь сестра.

– Вот именно, мне она ближе: и по духу, и по родству.