За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Киддер Трейси (2015)

Пока мы прохаживались туда-сюда, я твердил себе, что теперь-то легко судить, как то или иное общество реагировало на СПИД в первые годы страшной здравоохранительной катастрофы, когда все затмевала паника. А сравнивать реакцию Соединенных Штатов и Кубы вряд ли справедливо, страны ведь такие разные по размеру и сложности. Но еще вопрос, стал ли бы я цепляться за подобные оговорки при обратных результатах. К 2000 году общие показатели заражения ВИЧ и смертей от СПИДа в США снижались, однако болезнь и смерть поразили там куда больший процент населения, чем на Кубе, а ВИЧ превратился преимущественно в проблему гетеросексуалов и сосредоточился среди американской бедноты. Тогда как у Кубы показатели заражаемости ВИЧ были самыми низкими в Западном полушарии, а ее статистика по ВИЧ, возможно, одной из самых точных в мире – по той простой причине, что анализы здесь не считались делом добровольным и сдавали их миллионы. В 2000 году положительные результаты анализа на ВИЧ обнаружились всего у 2669 человек из одиннадцатимиллионного населения острова. У 1003 из них ВИЧ развился в СПИД, умерли 653. Лишь пять детей получили ВИЧ от матерей, и все они до сих пор оставались живы. Поскольку Куба поторопилась очистить свои банки крови, всего десять человек заразились ВИЧ от переливаний. Можно бы предположить, что остров защитило эмбарго США, но, с другой стороны, в начале эпидемии Куба вела активную торговлю с Африкой.

Мы направились обратно в Гавану. Перес сказал, что утром ему звонили из посольства Барбадоса, хотели, чтобы он обследовал дочку посла.

– Но я с ней даже не знаком. Вчера они пять раз мне звонили. Как бы то ни было, сегодня я с Полом Фармером.

Похоже, Фармера с Пересом объединяло еще и любимое хобби – навещать больных. Перес, приезжая в Бостон, с удовольствием сопровождал Фармера в обходах. И Фармер вскоре после нашего приезда в Гавану спросил:

– А мы посмотрим пациентов, Хорхе?

– Ну конечно, а как же.

Кроме того, Перес повел его знакомиться с главным судмедэкспертом Кубы, руководителем группы, нашедшей тайную могилу Че Гевары в Боливии или, по некоторым версиям, заявившей о находке. Судебный медик встал из-за стола, чтобы громко, с выражением, временами даже с пафосом рассказать эту историю. Описал, как они применяли математическое моделирование, как работали кубинские специалисты – археолог, химик-почвовед, геолог и ботаник – и как поиски, продолжавшиеся триста дней, наконец привели их к останкам, которые удалось идентифицировать и потихоньку вывезти на Кубу.

– Мы находили героев. Я находил своих героев. Мы гордились собой – как исследователи, как ученые и из-за революции. Это очень важно для революции. Как и добросовестное выполнение своей работы.

Ужинали мы в гостях у Переса. Размерами и обстановкой его дом примерно соответствовал американской квартире в приличном жилищном комплексе. Фармер не преминул обратить мое внимание на то, что водитель садится за стол вместе с семьей. В другой раз мы ужинали в ресторане, якобы одном из любимых заведений Хемингуэя (в Гаване таких было, пожалуй, не меньше, чем в Ки-Уэсте). Мужчины с гитарами, окружив наш столик, исполняли “Эль команданте”, печальную балладу о Че. А в гостинице Фармеру предоставлялась возможность потешить свою слабость к перечислению названий. В вестибюле стояла клетка, где обитали несколько какаду. Приходя и уходя, Фармер непременно останавливался на них посмотреть. “Кстати, “попугаеобразные” по-латыни psittaciformes. Я помню, потому что есть такая болезнь – пситтакоз”. Еще в гостинице был аквариум и несколько маленьких прудов с рыбками. Над ними он тоже склонялся и сыпал названиями видов: “Голубой гурами, черная моллинезия, неон обыкновенный, синештриховый барбус”.