В палатке он сбросил ее на пол, на груду меховых шкур, и встал, наблюдая, как Дженни, с трудом выкарабкиваясь, садится, потом поднимается на ноги, поглядывая на него словно маленький, загнанный в угол зверек.

– Если вы обесчестите меня, клянусь, я убью вас! – прокричала она, внутренне сжимаясь от гнева, превратившего его лицо в сталь, а глаза – в сверкающие серебряные бляшки.

– Обесчещу вас? – с едким презрением переспросил он. – Плотская страсть – самое последнее желание, которое вы сейчас способны во мне пробудить. Вы останетесь в этой палатке потому, что она усиленно охраняется, а я более не намерен утруждать своих воинов поисками вас. Кроме того, теперь вы в центре лагеря, и если решите бежать, мои люди вас схватят. Ясно?

Она метнула на него сердитый взгляд, храня каменное молчание, и упрямый отказ подчиниться его воле еще больше взбесил Ройса. Сжав кулаки, он подавил злость и продолжал:

– Если вы совершите еще один акт непослушания по отношению ко мне или кому-либо другому в этом лагере, я самолично превращу ваше существование в истинный ад. Вы меня поняли?

Глядя в застывшее грозное лицо, Дженни нисколько не сомневалась, что его слова не расходятся с делом.

– Отвечайте! – грозно приказал он.

Понимая, что он раздражен до предела, Дженни перевела дыхание и кивнула.

– И еще… – начал было он, но резко оборвал фразу, словно за себя не ручался, повернулся, схватил со стола графин с вином и уже принялся пить, как в палатку вошел его оруженосец Гэвин. В руках у Гэвина было полно одеял, которые он забрал из палатки леди, стал раздавать солдатам и неожиданно обнаружил, что они не починены, а изрезаны. Лицо юноши являло собой образчик сердитого недоверия.

– Что с тобой, черт побери? – гаркнул Ройс, и его рука с графином застыла в воздухе.

– Одеяла, сир, – проговорил слуга, обращая укоризненный взгляд на Дженни, – она их изрезала вместо починки. Люди под ними и без того мерзли, ничего более не имея, а теперь…

Сердце Дженни глухо забарабанило в непритворном испуге, когда граф очень медленно, очень осторожно опустил графин на стол. Он заговорил, и голос его превратился в скрежещущий от злости шепот:

– Подойдите сюда.

Покачав головой, Дженни сделала шаг назад.

– Вам же хуже, – предупредил он, заметив, что она пятится назад. – Я сказал: подойдите сюда.

Дженни скорее прыгнула бы с утеса. Полог палатки был поднят, но пути к спасению не было: вокруг палатки, после того как Ройс втащил ее туда, собрались мужчины, без сомнения, ожидая услышать вопли и мольбу о пощаде.

Ройс обратился к оруженосцу, но не сводил с Дженни пронзительного взгляда:

– Гэвин, принеси иглу и нитки.

– Слушаюсь, милорд, – подтвердил Гэвин, шмыгнул за угол и вернулся, доставив требуемое. Положил иголку с нитками на стол возле Ройса, отступил назад, с удивлением наблюдая, как Ройс попросту подобрал лоскуты, некогда бывшие одеялами, и сунул их рыжеволосой девушке.

– Вы почините все одеяла, – сказал он Дженни неестественно спокойным тоном.

Напрягшееся тело девушки слегка расслабилось, и она уставилась на захватчика со смешанным чувством ошеломления и облегчения. После того как она вынудила его провести сутки в погоне за ней, после того как она погубила его чудесного коня и перепортила одежду, единственным наказанием, которому он собирался ее подвергнуть, оказалась починка изрезанных ею же одеял. И это должно превратить ее жизнь в сущий ад?

– Вы не уляжетесь спать под одеяло, пока все это не почините, поняли? – добавил он голосом ровным и твердым, как отполированная сталь. – Пока моим людям не будет тепло, вам предстоит мерзнуть.