Раз и навсегда - Джудит Макнот (1987)

В Индии всегда жарко, но в тот день, казалось, было еще жарче, чем обычно, наверное, потому, что я заблудился в паутине улочек, и когда наконец выбрался оттуда, оказался на убогой маленькой площади, забитой грязными, оборванными индийцами – там повсюду такая нищета, что трудно представить. Я осмотрелся вокруг, теряя всякую надежду обнаружить кого-нибудь, с кем можно переговорить на английском или французском языке, чтобы найти дорогу.

На другом конце площади я увидел небольшую кучку людей, которые наблюдали за чем-то – за чем именно, мне было трудно разглядеть, – и я двинулся к ним. Они стояли возле здания и глазели. Я было повернул назад, но увидел, что снаружи здания прибит неотесанный деревянный крест. Полагая, что это церковь и что там я смогу найти кого-нибудь, кто говорит на моем родном языке, я протолкался через толпу и вошел внутрь, раздвигая локтями сотню оборванных индийцев. Откуда-то доносились дикие вопли женщины, кричавшей на английском языке о похоти и мести Всевышнего.

Наконец я пробрался туда, откуда мне все было видно. Там, на деревянном возвышении, стояла эта женщина с маленьким мальчиком. Она указывала на мальчика и вопила, что он – сам дьявол, что он семя похоти и дьявольское отродье, а потом толчком заставила ребенка поднять голову, и я увидел его лицо.

Я остолбенел, когда понял, что он не индиец, а белый. Женщина кричала всем, чтобы люди посмотрели на дьявола и на то, как Господь его наказывает; затем она повернула мальчика спиной к людям, чтобы они увидели «месть Бога». Когда я увидел спину мальчугана, то испугался, что меня вырвет.

Капитан Фаррел шумно сглотнул.

– Виктория, спина мальчика представляла собой один сплошной черно-фиолетовый синяк и была покрыта шрамами от прежних многократных избиений. Судя по всему, она только за минуту до этого прекратила бить его на глазах собравшихся – индийцы к такому привыкли.

Когда он продолжил рассказ, у него исказилось лицо.

– Пока я стоял там, потерявшая рассудок ведьма, визжа, требовала, чтобы мальчик встал на колени и просил у Господа прощения. Он молча смотрел ей прямо в глаза, но не сдвинулся с места, и тогда она нанесла ему удар хлыстом по плечам с такой силой, что и взрослый упал бы. Ребенок опустился на колени. «Молись, дьявол!» – визжала она и снова била его. Он ничего не говорил, а лишь смотрел прямо перед собой; вот тогда я и увидел его глаза… они были сухими. В них не было ни слезинки. Но в них была боль – бог ты мой, какая в них была боль!

Викторию затрясло от жалости к неизвестному ребенку, но она не могла понять, почему капитан Фаррел рассказывает ей эту таинственную историю, перед тем как рассказать о Джейсоне.

Лицо капитана потемнело.

– Никогда не забуду муки в его глазах, – сиплым голосом прошептал он, – и того, какими зелеными они казались в тот миг.

Стакан Виктории упал на пол и разбился вдребезги. Она дико затрясла головой, пытаясь опровергнуть то, что он говорит.

– Нет! – в ужасе воскликнула она. – Нет, пожалуйста…

Не замечая ее состояния, капитан продолжал, глядя прямо перед собой, с головой погрузившись в воспоминания:

– Мальчик начал молиться, сложил руки вместе и произнес: «Преклоняюсь перед Богом и прошу у него прощения». Женщина заставила его повторить это громче, еще и еще, и когда была удовлетворена, поставила его на ноги. Указав на грязных индийцев, она велела ему просить «праведных», чтобы они простили его. Затем она дала ему чашу. И я смотрел, как мальчуган сошел к толпе «праведников», ползал перед ними на коленях и целовал подолы их грязной одежды, прося у них прощения.

– Нет, – застонала Виктория, закрыв руками глаза и пытаясь стереть из памяти облик мальчонки с черными кудрями и знакомыми зелеными глазами, избиваемого свихнувшейся ведьмой.