Раз и навсегда - Джудит Макнот (1987)

Виктория отвела от него глаза и промолчала, но его слова обидели ее до слез. И теперь, когда она лежала в его объятиях, в ее памяти возникло: … Мне не нужна твоя любовь. Я не нуждаюсь в ней.

А в это время Франклин прошел в холл и постучал к лорду, намереваясь узнать, не нужно ли помочь упаковаться. Не получив ответа, он решил, что хозяин отлучился в другую комнату, и, как обычно, смело вошел в спальню.

Когда он сделал еще шаг и начал что-либо различать в слабо освещенной комнате, его изумленный взгляд остановился на тесно сплетенных обнаженных телах в огромной кровати под балдахином, затем в смятении – на одежде, которую Джейсон достал из гардероба и которая теперь бесформенной кучей валялась на полу возле кровати. Усердный камердинер закусил губу, ощутив непреодолимый порыв подойти на цыпочках и убрать на место изумительно сшитый вечерний костюм лорда, валявшийся на штанах из оленьей кожи. Но, одумавшись, Франклин попятился и выскочил из комнаты, захлопнув с мягким щелчком дверь.

Когда он оказался в коридоре, его недовольство беспорядком сменилось запоздалой радостью по поводу другого увиденного зрелища. Повернувшись, он помчался через холл и выскочил на внутреннюю галерею.

– Мистер Нортроп! – громко шепнул он, перегнувшись через перила и неистово делая знаки дворецкому, стоявшему у парадного. – Мистер Нортроп, у меня потрясающие новости! Подойдите ближе, чтобы нас не подслушали…

Слева от Франклина, в холле, две взволнованные горничные выскочили из комнат, где они производили уборку, столкнулись друг с другом и застыли в предвкушении тех самых новостей. А справа, невидимый камердинеру, неожиданно материализовался лакей, начавший с неподдельным энтузиазмом полировать зеркало пчелиным воском и лимонным маслом.

– Это свершилось! – коротко прошипел Франклин Нортропу, чтобы ни одна душа, даже что-то услыхав, не могла понять, о чем идет речь.

– А ты уверен?

– Еще бы, – обиженно ответил камердинер.

Мгновенная улыбка смягчила будто навек застывшие черты старого дворецкого, но он тут же взял себя в руки, и на его лице вновь появилось обычное выражение невозмутимости и даже некоторой надменности.

– Благодарю вас, мистер Франклин. В таком случае я прикажу вернуть карету на место.

С этими словами Нортроп повернулся и проследовал к парадному входу. Открыв дверь, он вышел во двор, где уже темнело и у подъезда ожидала роскошная темно-бордовая карета с золотым гербом Уэйкфилда на дверце. Четыре великолепных лоснящихся гнедых переступали копытами, потряхивая тяжелыми гривами, звеня упряжью и порываясь поскорее пуститься вскачь. Поскольку кучера в ливреях не заметили его, Нортроп спустился по ступенькам на дорожку.

– Его милости, – сказал он кучерам самым холодным, самым властным тоном, – сегодня не потребуются ваши услуги. Можете вернуть экипаж на место, а лошадей в конюшню.

– Ему не потребуется карета? – пораженно выдохнул кучер по имени Джон. – Но всего час назад он сам велел мне запрячь лошадей, да побыстрее!

– Его планы, – непреклонно заявил Нортроп, – изменились.

Джон раздраженно вздохнул и сердито посмотрел на необщительного дворецкого.

– Говорю вам, это какая-то ошибка. Он намерен ехать в Лондон.

– Идиот! Он намеревался ехать в Лондон. Но теперь вместо этого лег спать.

– В половине восьмого вече…

Однако Нортроп уже не слушал, он повернулся и величественно проследовал в дом. И тогда на лице кучера появилась широкая улыбка, означавшая, что наконец-то ему все стало ясно. Ткнув товарища под ребро, кучер хитро усмехнулся и многозначительно сказал:

– Кажись, леди Филдинг выведет брюнеток из моды!

После этого мудрого заявления он пустил лошадей вскачь по направлению к конюшне, чтобы поскорее поделиться новостью с грумами.