Предновогодье. Внутренние связи - Хол Блэки (2012)

- Шесть минут, - поглядел на часы Макес. - Пора сваливать.

Мелёшин поднялся, поправляя джемпер, и показал мне на свой поднос.

- Уберешь.

- Пусть она отработает за хамство и унесет за нами, - тут же предложила Эльза, кивнув на блюдца с недоеденным салатом.

- Не указывай, что мне делать, - осадил холодно Мелёшин, и девица примолкла.

- Сама травку жевала, сама тарелочку к мойке тащи, - сорвалось с языка, который я запоздало прикусила.

- Я сейчас поотрываю чьи-то облезлые патлы! - вскинулась брюнетка, и черты ее лица исказились от ненависти, превратив красивое ухоженное лицо в уродливую маску.

Мелёшин удержал девицу за локоть и, направляя к выходу из столовой, обронил мне, кивнув на стол:

- Уберешь всё.

Эльза бросила торжествующий взгляд через плечо и, приобняв Мелёшина, застучала шпильками высоких сапог, сопровождаемая блондинистой свитой.

Так быстро я прежде не ела, давясь от возмущения и злости. Благо столовая почти опустела, и на меня не пялились.

Пестроволосый сказал, до звонка осталось шесть минут.

И да, я убрала со стола. А попробуй не убери, если прохаживавшаяся по залу техничка-церберша внимательно следила за чистотой опустевших столов и караулила студентов, пытавшихся смухлевать и убежать из столовой, побросав тарелки:

- А хто убировывать будет? У меня не сто рук, чтобы ваши свинства таскать! Радуйтесь, что столы успеваю протирать!

Ну, как тут не радоваться? Особенно личным уборщицам его высочества Мелёшина.

Я стремительно вынеслась в холл. После обеда намечались практические занятия, в том числе по теории заклинаний. Те самые, о которых упомянул на лекции Стопятнадцатый, отделив меня стеной от остальных студентов. Поэтому следовало поспешить и добежать до деканата, чтобы, прежде всего, пожурить Генриха Генриховича за чрезмерную заботу. Понимаю, он хотел как лучше, а получилось как всегда.

Выбежав в холл, я остановилась как вкопанная. Посреди пустого зала стоял Мелёшин и искал что-то в телефоне.

Вот он, шанс! Второго не представится. Дрессировщик остался в одиночестве, и разъяренная цирковая крыска собралась покусать его. Ну, ладно, хотя бы потрепать за штанину.

Гнев клокотал во мне, когда, приблизившись к Мелёшину, я сказала негромко, но достаточно четко:

- Давай определимся раз и навсегда, что ты от меня хочешь.

От неожиданности Мелёшин вздрогнул и чуть не выронил телефон. Потом огляделся по сторонам.

Меня понесло:

- Чего боишься? Нету твоей кобылы, уцокала на занятия.

- Тебя, что ли, бояться? - скривился Мелёшин.

- Причем здесь я? Слушай, тебе с меня навару не будет. С меня взять нечего.

Вместо продолжения дискуссии, Мелёшин заозирался по сторонам и вдруг, схватив меня за руку, потащил к выходу.

- Отцепись, - упиралась я. - Руку больно!

В ответ Мёлешин ускорил шаг, волоча за собой к входной двери. Боже мой, сейчас он выкинет меня раздетую лицом в снег и скажет, чтобы я больше не позорила честный институт своим наглым завравшимся видом!

Мелешин втолкнул в пустую вахтерскую, пихнул в темный угол и навалился всем телом.

- Фофсеф, ффо ли... - возмутилась я и, наглотавшись шерстинок из джемпера, принялась отплевываться.

И тут прогорнил звонок. Очень мелодично и очень близко. Красиво, аж душа заныла от печального наигрыша. Следом воздушная волна, сметая преграды на своем пути, прошлась опустошительным смерчем по всем закоулкам; с размаху раскрыла настежь хлипкую дверь вахтерской, ударившую Мелёшина по спине, взметнула до потолка стопку бумаг со стола и с силой отбросила к стене шаткий стул, треснувший от удара.