Предновогодье. Внутренние связи - Хол Блэки (2012)

Сногсшибательное умозаключение подбросило меня на месте. Приличные студентки не должны помышлять о растаскивании казенного имущества! - вспомнился наказ завхозши. Но приличным студенткам обидно, что дурацкие институтские правила запрещают уносить пирожки и булочки в общежитие, где они пригодились бы к вечернему чаю.

Разве ж кто-то посягает на казенное? - оправдывалась робко совесть, но пирожки искушали. Уж очень заманчиво они выглядели в виде вечернего перекуса. И чтобы теория переросла в практику, следовало выяснить, кому принадлежит блокнотик - Бабетте Самуиловне или альма-матер.

Трудясь извилинами, я лишь после завтрака заметила, что вездесущий Алесс и таинственные горнисты не явились на утреннюю трапезу. При выходе из столовой меня едва не сбила с ног Аффа. Оглядев пустое помещение, она горестно вздохнула:

- Так и знала, что утро будет неудачным.

Расположившись за первым столом, я продолжала предаваться размышлениям о судьбе пирожков и Монтеморта, поэтому гул наполняющейся аудитории волновал меня сегодня в меньшей степени. Соседи-близнецы, Касторский с бандой, Мелёшин и усевшийся рядом мальчик-одуванчик прошли мимо внимания.

Лекция по основам элементарной висорики навевала уныние. И хотя импозантный преподаватель - одетый в черное и с длинными черными волосами, собранными в хвост - читал неплохо, методы стимуляции волнами различных участков мозга не вдохновляли. Вместо того чтобы вникать и слушать, я вырвала из тетради листочек и принялась составлять список занятий поважнее, чем облучение гипофиза дозами ультракоротких вис-волн, а именно: благоустройство общежитской комнатушки. Список оказался внушительным, и, пробегая строчки глазами, я улыбалась, предвкушая, как займусь округлением каждого пункта.

Вволю нарадовавшись предстоящим плодотворным выходным, мысли перебежали к Монтеморту, вернее, к утрате им профессиональных навыков. Представив дряхлое животное со слезящимися глазами и трясущимися лапами, я чуть не расплакалась. Бедный песик! Лежит в грязном и обдуваемом ветрами углу, а из-за темноты никто не подозревает, что собачка больна и немощна.

Пусть болеет на здоровье, а мне очень хочется разрешить проблему с пирожками. И с булочками. И с оладушками. Всё-таки я переоценила свои возможности, впихивая излишки вкусностей на завтраках и обедах. Куда девать несъеденное? Выбрасывать совесть не позволяет, да и жалко. Зато совесть позволяла пройти мимо Монтеморта с сумкой, набитой плюшками и пончиками.

Господи, и почему мне не стыдно? Ни капельки стыда. Вместо раскаяния воображение рисовало картины сытных ужинов. Заерзав, я воровато оглянулась и замерла. Мелёшин сидел, вперив в меня немигающий взгляд. Неожиданно всплыл образ - карие радужки с ярким зеленым ободком по краю. Его глаза.

Меня прошиб пот. Больше всего я боялась пристального внимания. Оно означало, что моему спокойствию пришел конец.

Мелёшин перевел взгляд на преподавателя.

Надо драпать! - замигала лампочка. Бежать, пока дрессировщик не воплотил в действие план, ясно высветившийся на его лице.

Едва прогорнил звонок, я ринулась прочь из аудитории, расталкивая локтями толпу. Мне казалось, затылок горел от недоброго взгляда Мелёшина.

На практикум к Стопятнадатому я успела задолго до начала занятия, потому что быстро бежала. Кабинет пустовал. Не в силах усидеть на месте, я заметалась по помещению. Мелёшинское поведение не просто насторожило. Оно выбило из колеи, спутав мысли.