Американская трагедия - Теодор Драйзер (1925)

— Тогда еще ничего не решил. Я слушал, что она говорила, и старался объяснить ей, что мне будет очень трудно сделать для нее много, даже если я уеду с ней. У меня было только пятьдесят долларов.

— Так.

— А она стала плакать, и я решил, что сейчас больше нельзя говорить с ней об этом. Она слишком нервничала и была совсем измученная и усталая. И я спросил, не хочется ли ей съездить куда-нибудь на день-два, чтобы немножко отдохнуть, — продолжал Клайд. (И тут от сознания, что все это — чудовищная ложь, его передернуло, и он судорожно глотнул — предательская слабость, которую он проявлял всякий раз, когда пытался сделать что-нибудь непосильное, все равно — выполнить ли чересчур сложное физическое упражнение, или сказать неправду.) — Она сказала, что, да, хорошо бы поехать на какое-нибудь из Адирондакских озер, все равно на какое, если только у нас хватит денег. А когда я сказал, главным образом из-за ее плохого самочувствия, что, по-моему, поехать можно…

— Так вы, в сущности, поехали туда только ради нее?

— Да, сэр, только ради нее.

— Понятно. Продолжайте.

— …тогда она сказала, чтобы я тут же в гостинице или еще где-нибудь поискал путеводители, и мы выберем место, где можно прожить день-другой без больших расходов.

— И вы пошли за путеводителями?

— Да, сэр.

— Что дальше?

— Мы их просмотрели и под конец выбрали Луговое озеро.

— Кто именно выбрал? Вы оба или она?

— Просто она взяла один путеводитель, а я другой и она в своем нашла рекламу гостиницы, где плата за двоих двадцать один доллар в неделю или пять долларов в день. И я подумал, что, наверно, наш отдых нигде не обойдется дешевле.

— Вы собирались провести там только один день?

— Нет, сэр, если бы она захотела, мы бы остались дольше. Сперва я думал, что, может быть, мы там побудем дня два или три. Я не знал, сколько времени понадобится на то, чтобы все с ней обсудить и растолковать ей, как у меня обстоят дела.

— Понятно. А потом?

— Потом на другое утро мы поехали на Луговое озеро.

— Опять в разных вагонах?

— Да, сэр, в разных вагонах.

— Приехали в гостиницу и…

— Ну, и записались там…

— Как?

— Карл Грэхем с женой.

— Все еще боялись, как бы вас не узнали?

— Да, сэр.

— И вы пытались как-то изменить свой почерк?

— Да, сэр… немножко.

— Но почему же вы всегда оставляли свои настоящие инициалы К. Г.?

— Видите ли, я думал, что надо записаться под вымышленным именем, но так, чтобы инициалы не расходились с меткой на моем чемодане.

— Понятно. Умно в одном отношении, но не слишком умно в другом… ровным счетом наполовину умно, а это хуже всего.

Услышав это, Мейсон привстал, словно собираясь заявить протест, но, видимо, раздумал и опять медленно опустился в кресло. И снова Джефсон исподтишка метнул быстрый, испытующий взгляд вправо, на присяжных.

— Так что же, в конце концов, сказали вы ей все, как собирались, чтобы покончить с этим делом, или не сказали?

— Я хотел поговорить с нею, как только мы туда приедем или, уж во всяком случае, на другое утро. Но не успели мы приехать и устроиться, как она стала говорить, чтобы я поскорее женился на ней… что она не собирается долго жить со мною, но так больна и измучена и так плохо себя чувствует, что хочет только одного: чтобы все это кончилось и чтобы у ребенка было имя, а потом она уедет, и я буду свободен.

— А потом что было?

— Потом… потом мы пошли на озеро…

— На какое озеро, Клайд?

— Ну, на Луговое. Мы решили покататься на лодке.

— Сразу? Днем?

— Да, сэр. Ей так захотелось. И пока мы катались… (Он умолк.)

— Что же, продолжайте.