Американская трагедия - Теодор Драйзер (1925)

— Эх, если бы мне сегодня не работать! — сказал он, глядя на нее. — А вы не можете освободиться завтра вечером? Завтра я свободен. А сейчас я зашел вас спросить — хотите в воскресенье поехать с нами за город на автомобиле? Один друг Хегленда может достать «пакард», и в воскресенье днем мы все свободны. Хегленд хочет, чтобы я подобрал компанию, и мы съездим в Экселсиор-Спрингс. Он славный парень (это было сказано потому, что Гортензия как будто не слишком заинтересовалась этой идеей). Вы его мало знаете, но он в самом деле славный. Ну ладно, я расскажу вам о нем как-нибудь после. А вот как насчет завтрашнего вечера? Я буду свободен.

Делая вид, будто показывает Клайду носовые платки (контролер снова проходил по отделу), Гортензия думала о том, как досадно, что нужно ждать еще двадцать четыре часа, прежде чем она сможет показать ему жакет и приняться за исполнение своего хитрого замысла. В то же время она дала понять, что ей очень трудно будет освободиться завтра, труднее, чем он может себе представить. Она даже притворилась, что не совсем уверена, захочет ли освободиться.

— Делайте вид, что выбираете платки, — тихо сказала она Клайду, опасаясь, как бы контролер не прервал их. — У меня на завтра уже есть приглашение. Не знаю, удобно ли отказаться, — продолжала она озабоченно. — Дайте подумать.

Она притворилась, что погружена в глубокое раздумье.

— Ну, ладно, кажется, я это устрою, — сказала она наконец. — Во всяком случае, постараюсь, так и быть, один раз можно. Приходите на угол Пятнадцатой и Главной в четверть седьмого, — нет, лучше в половине, хорошо? Я тоже постараюсь прийти. Не обещаю, но постараюсь; думаю, что мне удастся это устроить. Вы довольны?

Она подарила Клайду одну из самых обольстительных своих улыбок, и он был вне себя от счастья. Подумать только: наконец-то она ради него нарушает обещание, данное кому-то другому! Ее глаза ласково сияли, на губах играла улыбка.

— Верней верного! — воскликнул он, пуская в ход жаргон рассыльных из «Грин-Дэвидсон». — Конечно, приду, можете не сомневаться. А теперь попрошу вас об одном одолжении.

— О чем это? — спросила она, настораживаясь.

— Наденьте ту маленькую черную шляпку, знаете, с красными лентами… вы еще завязываете их под подбородком. Ладно? Вы просто восхитительны в ней!

— Ах вы, льстец вы этакий… — засмеялась Гортензия. До чего легко провести Клайда! — Хорошо, надену, — прибавила она. — А теперь уходите. Вот идет эта старая рыба. Я уж знаю, он будет ворчать. Только меня это мало трогает. Значит, в половине седьмого? Ну, пока!

Она повернулась к пожилой покупательнице, которая терпеливо ждала, чтобы спросить, где продают кисею. А Клайд, дрожа от счастья, что его неожиданно удостоили такой милости, в наилучшем настроении двинулся к ближайшему выходу. Он не проявил излишнего любопытства, не стал дознаваться, чем вызвана эта внезапная благосклонность.

А на следующий вечер, ровно в половине седьмого, освещенная дуговыми фонарями, дождем льющими свой яркий свет, на условленном месте появилась Гортензия. Клайд сразу же заметил, что на ней шляпка, которая ему так нравилась. И никогда еще он не видел ее такой обольстительной, оживленной, приветливой. Он хотел сказать ей, как она прелестна и как он счастлив, что она надела эту шляпку, но она уже начала:

— Ну, скажу я вам, похоже, что я намерена влюбиться в вас по уши! Нарушаю свои обещания, да еще надеваю для вашего удовольствия старую нелюбимую шляпу. И чем только это кончится?

Клайд просиял, точно одержав великую победу. Неужели она и впрямь наконец полюбит его?

— Если б вы только знали, Гортензия, до чего вы хороши в этой шляпке, вы бы никогда ее не снимали, — сказал он с восхищением. — Вы и не представляете себе, как вы в ней прелестны.

— Ну да? В этом старье? Вас нетрудно очаровать, — усмехнулась она.