Благословение небес - Макнот Джудит (2001)

– Я всегда говорю что-нибудь подобное. Когда я сплю, то не отвечаю за свои слова. Я могу сказать тебе что угодно, лишь бы выторговать еще несколько минут. Я всегда так себя веду, и тем не менее ты как-то умудряешься меня разбудить!

– Но вы говорили, – продолжала оправдываться Берта, нервно теребя свой фартук, – что, поскольку ночью лил дождь, Прогулку в деревню наверняка отменят, поэтому нет никакого смысла вставать в такую рань.

– Ради Бога, Берта! – закричала Элизабет, откидывая простыни и вскакивая с кровати с такой энергией, какой еще ни разу не проявляла после столь короткого периода бодрствования.

– Как-то раз я сказала тебе, что умираю от дифтерии, только бы ты оставила меня в покое, и это ничуть на тебя не подействовало!

– В тот раз, – сказала Берта, позвонив, чтобы принесли горячую воду для мытья, – вы не были так бледны, и лоб у вас не был таким горячим. И в тот раз вы не свалились в кровать, словно вас ноги не держат, в половине первого ночи, когда бал был еще в самом разгаре!

Раскаиваясь в своей резкости, Элизабет села на кровать и извинилась.

– Ты не виновата, что я сплю, как медведь во время зимней спячки. К тому же, если они действительно не поехали в деревню, не важно, что я проспала.

Она попыталась было приспособиться к мысли, что ей придется провести весь день в одном доме с человеком, от взгляда которого, брошенного вскользь через комнату, полную людей, у нее начинало колотиться сердце, как вдруг услышала голос Берты:

– Да нет, они поехали в деревню. Дождя-то, собственно, и не было – так, один шум.

На мгновение закрыв глаза, Элизабет издала глубокий вздох. Уже одиннадцать, и это значит, что Ян начал свое бесполезное ожидание в домике лесника.

– Очень хорошо, тогда я тоже поеду в деревню и перехвачу их где-нибудь по дороге. Теперь уже нет смысла торопиться, – суховато бросила она, увидев, как Берта со всех ног кинулась к двери, чтобы Принять у вошедшей горничной ведра с горячей водой.

Была уже половина двенадцатого, когда Элизабет в нарядном платье персикового цвета спустилась вниз. Волосы были убраны под шляпку с загнутым над правым ухом пером, руки до запястий закрывали перчатки для верховой езды. Из игорной комнаты до нее донеслись мужские голоса, свидетельствовавшие о том, что не все гости предпочли прогулку в деревню. Элизабет умерила шаг, размышляя, не заглянуть ли ей в комнату, чтобы посмотреть, вернулся Ян Торнтон или его еще нет. Но она быстро пришла к убеждению, что он наверняка уже здесь, и, не желая видеть его, быстро пошла в противоположном направлении и вышла из дома через парадную дверь.

Ей пришлось немного задержаться в конюшне и подождать, пока конюхи оседлают лошадь. Вопреки здравому смыслу, сердце ее глухо отбивало убегающие минуты и терзалось от мысли, что Ян в это время одиноко сидит в домике лесника и ждет женщину, которая не придет.

– Вы, наверное, тоже хотели бы взять с собой грума, миледи? – спросил старший конюх. – А у нас ни одного и нет – все отправились вместе с этими, которые поехали на целый день в деревню. Правда, через час, а то и меньше, кто-нибудь вернется, так что, если хотите, можете подождать. А коли не хотите, так на дороге и так безопасно, ничего дурного с вами не случится. Ее светлость тоже всегда ездит в деревню одна.

Сейчас Элизабет больше всего на свете хотелось мчаться во весь опор по сельской дороге, и она вовсе не нуждалась в чьем-либо сопровождении.

– Я поеду одна. – Элизабет дружелюбно улыбнулась, вспомнив своего конюха в Хэвенхёрсте. – Мы проезжали через деревню, когда добирались сюда – она милях в пяти отсюда по главной дороге, верно?

– Точно, миледи.

Огненная вспышка молнии пронзила бледное небо, и Элизабет вскинула на него обеспокоенный взгляд. Она все равно не останется здесь, как бы ни была неприятна перспектива быть застигнутой грозой под открытым небом.