Женитьба под расписку - Джеймс Джулия (2004)

— Это? — Его ладонь прижалась к ее щеке, a большой палец легонько нажал на нижнюю губу.

— Нет!

— А… Тогда, может быть, это…

Рука, лежавшая у нее на боку, шевельнулась и плавно двинулась вниз.

У Андреа все внутри словно сжалось в клубок, и она ничего не могла с этим поделать. Оказалось, он стоит совсем близко, почти прижавшись к ней. Когда он успел?

— Ага, — пробормотал он, — наверное, это, да?

Большой палец стал поглаживать нижнюю губу изнутри.

Сердце у Андреа судорожно заколотилось, и провалилось куда-то, и взорвалось. Она застонала, потом застонала снова, когда он стал водить большим пальцем по ее зубам, крепко держа остальными за подбородок.

Никос развернул ее лицом к себе и начал целовать. Она покорно замерла, закрыв глаза. Он целовал ее уже не сдерживаясь, как раньше, тесно прижав к себе и придерживая рукой затылок, погрузившись в этот поцелуй всем своим жаждущим естеством. И Андреа отозвалась: ее руки взметнулись вверх и обхватили его за шею, словно боясь, как бы он не исчез, до того как она утолит внезапно опалившую ее жажду… Она уже пила из этого источника, она снова хотела припасть к нему…

Только он… только он ей нужен, весь.

Сейчас же, немедленно…

Пробуждение было молниеносным. Андреа, задыхаясь, отскочила, в глазах ее стоял ужас.

— Никос! Нет!

— Нет? — с иронией переспросил он. Знала бы она, как трудно далась ему эта ирония.

— Нет, — повторила девушка уже тверже, стараясь утихомирить свое бешено колотившееся сердце. — Ты не должен это делать. Я… я же сказала, нам надо поговорить о… о том, что было прошлой ночью. Я знаю, почему ты… поступил так, как поступил. Я все понимаю. Ты пожалел меня, решил, что я достойна жалости. Все нормально. — Она сглотнула. — Но я не хочу, чтобы ты думал, будто ты обязан повторить это представление еще раз.

Никос слушал ее, прислонившись спиной к перилам и опершись о них локтями.

— Я рад, что ты все поняла, — сказал он легкомысленным тоном. — Должен тебе признаться, это действительно была самая худшая ночь в моей жизни.

Никос наблюдал, как Андреа меняется в лице, слушая его.

— Да-да, — повторил он, — действительно наихудшая ночь в моей жизни.

Андреа с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Зачем ему понадобилось добивать ее, подчеркивая, как ему противно было заниматься любовью с уродкой? Он снова заговорил. Андреа почти не слушала, но постепенно смысл его слов стал доходить до нее.

— …Это была настоящая пытка. Ни за что не согласился бы пройти через это снова. Хочу тебе сказать, — Никос посмотрел на нее в упор, — сдерживаться, как я себя заставил сдерживаться, было сплошной мукой. Я ужасно хотел тебя. — Он судорожно вздохнул. — Господи, да ты себе представить не можешь, что это такое, Андреа mou, — ты, такая прекрасная, лежишь передо мной и хочешь меня, а я не могу овладеть тобой. Это была пытка, настоящая пытка! — Никоc тряхнул головой. — Больше такого не будет, обещаю тебе!

Он внезапно выпрямился.

— Но я знал: тебе нужно освоиться. Это была твоя ночь, Андреа mou, но сегодня будет моя…

Никос рывком притянул ее к себе и подхватил на руки.

Размышляя позже, целую вечность спустя, Андреа подумала, что именно эта неприкрытая, буйная страсть заставила ее поверить ему. Когда он, бросив ее на широкую кровать, навис над ней и, вжав ее руки в подушку по обе стороны головы, стал жадно целовать в губы, чувство счастья охватило Андреа, такое сильное, что она чуть не задохнулась.

Никос молниеносно стянул через голову свою рубашку, потом ее футболку, умудрившись заодно каким-то ловким движением расстегнуть ее бюстгальтер. Груди вырвались на свободу, и он, зарычав от удовольствия, зарылся в них лицом.