— Закон предусматривает принудительный аборт в подобных случаях, так как естественнорожденных ограничивают в численности. Мама не стала ни избавляться от меня, ни афишировать свое состояние. Все обнаружилось на медосмотре, который работники проходят раз в полгода. Мне был пятый месяц, мама рассказывала, что я уже толкаться начала, и она не смогла выполнить предписанное начальством распоряжение… Мама потеряла работу, квартиру и лицензию. Пыталась покинуть военный городок, ее задержали и направили на принудительный аборт. В больнице работала акушерка… моя вторая мама, Нира, она… я даже не знаю, почему она помогла маме, увела ее через выход для персонала и поселила в своей квартире. У мамы Ниры не было ни семьи, ни мужа, ни детей. Ее сбережений и маленькой зарплаты хватило на то, чтобы скрывать маму и мое предстоящее рождение. Роды принимала тоже мама Нира, одна… Вот так я появилась на свет без номера, без соцстрахования и без разрешения на жизнь. От отца не было никаких известий, и моя жизнь висела на волоске. Поэтому мама Нира приняла решение… Они с мамой зарегистрировали брак как гомосексуальная пара, спустя год добились права на рождение ребенка, ну вы знаете, такие пары проходят искусственное оплодотворение, и вот. Так, в год и восемь месяцев мама впервые вывела меня на улицу… на мою самую первую в жизни прогулку.

— Ты помнишь ее? — тихо спросил Лериан.

— Откуда? Я же была совсем маленькая. Это потом я узнала, что чиновники подобного маме Нире не простили, и она тоже была лишена лицензии. Это потом я ходила в школу, где меня все открыто ненавидели. Слово «незаконнорожденная» преследовало и в документации, и в надписях на моем шкафчике… Ну а то, что говорили про моих самых любимых людей, вообще потрясало воображение…

— Лесбиянок не любят, — едва слышно произнес высокородный.

— Они ими и не были! — злость внезапно проснулась, заставляя вспомнить то дикое чувство несправедливости. — Они пошли на это, чтобы меня спасти, как вы не понимаете! — О том, что плачу, догадалась не сразу, просто вдруг мокро стало и трудно дышать… — Когда папа вернулся из плена, о котором наше правительство умалчивало долгих шестнадцать лет, они с мамой поженились. Он любил ее все эти годы.

— А мама Нира? Слезы прекратились.

— Я осталась с ней, — прошептала едва слышно, — она была очень рада за маму, но… ей в пятьдесят сложно было вновь остаться одной. И я осталась с мамой Нирой… от нее и до школы было ближе.

Тогда, в свои пятнадцать, я не могла простить родителям их счастья и того, как легко мама забыла о пожертвовавшей всем ради ее ребенка. А мама не могла простить мне непреклонного: «Я буду жить здесь… других детей рожайте, вам теперь можно… папе дали разрешение». Детей, к сожалению, больше не было. Роды у мамы очень тяжело прошли, мама Нира была совсем одна, без медаппаратуры и… стоит ли удивляться маминому бесплодию.

— Все равно у меня было счастливое детство, — я вытерла глаза, — у меня были целых две мамы, кто еще может подобным похвастаться?

— Никто, — Лериан улыбнулся. — Две мамы… здорово, наверное.

— Очень, — и я уже улыбалась, — они подарили мне столько любви и внимания, столько заботы. И даже если мне было плохо в школе, я приходила домой и чувствовала себя их маленьким солнышком, их центром вселенной. Потом, когда мама ушла, нам с мамой Нирой было немного тяжело, и мне приходилось работать по ночам, чтобы хоть немного помогать… но в это время у меня уже был Киану… и, если говорить откровенно, я все равно была счастлива. Так что нечего меня тут жалеть, коллективно вытираем слезы и сопли и возвращаемся в вашу комнату. Вы, между прочим, болеете, если не забыли.

Он снова удержал меня и, тяжело вздохнув, начал делиться воспоминаниями: