Моя до полуночи - Клейпас Лиза (2008)

Его рука скользнула вниз, и пальцы раздвинули шелковистые лепестки. Наслаждение накатывало на Амелию волнами. Ее охватил восторг, такой сильный, что она содрогнулась. Потом последовал последний толчок, и Кэм со стоном упал на нее.

Оглушенная Амелия не сразу поняла, что все кончилось.

– Ты выйдешь за меня, – прошептал он через минуту. – Ты выйдешь за меня, колибри. Я – твоя судьба, даже если ты этого пока не признаешь.

Глава 18

После того как Кэм уехал, Амелия, не зная, куда себя девать, решила побродить по огромному особняку.

В доме было тихо. Все разбрелись по своим комнатам для послеполуденного отдыха. Кроме графа Уэстклиффа, Лиллиан и леди и лорда Сент-Винсент, которые готовились к отъезду в Бристоль. Они собирались ехать завтра утром и остановиться там в доме сестры Лиллиан Дейзи и ее мужа Мэтью Свифта.

Лиллиан была очень близка со своей младшей сестрой.

– Она за все время беременности ни разу не болела, – с гордостью поведала Лиллиан Амелии. – У нее крепкое здоровье, но она очень маленькая. А муж у нее – довольно большой, – добавила она мрачно, – а это значит, что и его дети наверняка будут крупными.

– Разве можно винить его за то, что он высокий? – сказал лорд Уэстклифф, сидевший рядом с женой.

– Я не говорила, что это его вина.

– Но ты об этом подумала, – пробурчал он, а она швырнула в него подушкой. Но эффект от супружеской ссоры был испорчен тем, что они оба смотрели друг на друга с любовью.

– У вас все будет в порядке во время нашего отсутствия? – спросила Лиллиан Амелию. – Мне не нравится, что нам приходится уезжать, когда ваши проблемы не решены, а мистер Меррипен еще не поправился.

– Меррипен скоро поправится, – уверила Амелия Лиллиан. – С тех пор как он в детстве попал в нашу семью, он ни разу не болел. Он здоров от природы.

– Я попросил доктора ежедневно навещать его, – сказал лорд Уэстклифф. – А если вдруг возникнут какие-то трудности, сообщите нам в Бристоль. Это недалеко, и я сейчас же приеду.

Амелия с благодарностью кивнула. Как им все-таки повезло, что у них оказались такие замечательные соседи.

…А сейчас, проходя через картинную галерею и рассматривая картины и скульптуры, Амелия вдруг ошутила ужасную пустоту. Это был не голод, не страх, не гнев и не усталость.

Это было одиночество.

«Что за ерунда! – ругала она себя, глядя в окно на сад. Шел дождь, и мутные потоки воды неслись в сторону реки. – Ты не можешь быть одинокой. Не прошло и полдня, как он уехал. Нет причины для чувства одиночества, потому что здесь с тобой вся твоя семья».

Но это было одиночество, от которого ее не могло избавить даже присутствие близких людей. Такого в ее жизни еще никогда не было.

Вздохнув, Амелия прижалась носом к холодному стеклу, которое дрожало от раскатов грома.

С другого конца галереи до нее вдруг донесся голос Лео:

– Мама всегда говорила, что от этого у тебя будет плоский нос.

Амелия улыбнулась:

– Она это говорила только потому, что не хотела, чтобы я пачкала стекло.

Брат выглядел изможденным, его глаза были пусты. Он был в чужой одежде, которая так элегантно смотрелась на лорде Сент-Винсенте и так неопрятно – на обрюзгшей фигуре Лео.

– Надеюсь, что ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь, – сказала Амелия.

– Я почувствую себя лучше, как только найду приличную выпивку. Я три раза просил принести мне вина или что-то другое, но все слуги почему-то оказались страшно забывчивыми.

– По-моему, для выпивки еще слишком рано даже для тебя, Лео, – упрекнула его Амелия.

Он достал из кармана жилета часы и глянул на циферблат:

– В Бомбее восемь часов. Поскольку я интернационалист, то выпью в качестве дипломатического жеста.