Ты для меня? (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka"

Руки, сжимающие ее, превратились в сталь, причиняя легкую боль. Послышался даже жалобный хруст косточек. Словно мужчине претила сама мысль о ее помешательстве. Пусть и временном. А потому, пока не поздно, поспешила добавить:

— Не могу отделаться от ощущения…что мне, будто…вновь…четырнадцать.

И я, по-прежнему, влюблена в тебя, без памяти.

— Лера!

— Серьезно. Будто и не было этих десяти лет...

Они отлично видели друг друга, невзирая на глубокую ночь. А все благодаря конструкции потолка и крыши, легко пропускающей рассеянный свет уличного фонаря. В доме, вместо более логичной кромешной темноты, царили сумерки.

Давыдов перевернулся со спины на бок. Тяжело вздохнул, и серьезным взглядом уставился на девушку. Что надеялся разглядеть, неизвестно. Только напряжение и чувство недосказанности все нарастало.

— Очень даже были! Но, тебе ли жаловаться? — Беззлобно рыкнул. — Судя по рассказам братца, ты провела их, довольно…весело, и весьма занимательно!

Наигранно возмущаясь, пихнула его локтем под ребра:

— Ой, можно подумать, что-то изменилось бы, проводи я вечера в стенах родного дома, и вышивая твой портрет «ноликом»!

— Уж на подвиги не тянуло бы точно!

— Какие еще…

— То есть, прыгнуть с десятиметрового обрыва, для тебя норма? — Вопреки строгому и сердитому тону, его указательный палец лег на губы очень мягко, призывая к молчанию. — Бл*дская обыденность? Ты хоть представляешь, насколько это опасно?!

Валерия мучительно застонала.

Глеб, зараза! Вот кто его за язык тянул?

— Так было нужно!

— Кому?

— Мне!

Скорее уж, жизненно важно!

После того, как узнала о его похождениях в свой двадцать первый день рождения, и сорвала с шеи дорогой сердцу кулон, ей и жить-то не хотелось. Все надежды и мечты, связанные с ним, рухнули в одночасье. Лишь тот адреналин, тоннами бушующий в крови во время полета, вопреки всему, стал ее единственной спасательной шлюпкой. Всю дурь из головы, как ветром сдуло! Тотальная перезагрузка сознания!

— В тот миг, я чувствовала себя свободной…

— От кого?

От тебя, любимый. От тебя.

— От целого мира, Герман. И пожалуйста, хватит об этом!

Давыдов, полоснув яростным взглядом, стиснул ладонью ее подбородок.

— Твое счастье, что меня не было рядом, в тот момент…клянусь, Лера, ты не смогла бы сидеть неделю!

Дура! Как есть, дура!

Вот кто, кроме нее, будет столь отчаянно радоваться подобным словам? Мужчина злился и негодовал, а она едва ли ни светилась изнутри, понимая причину подобной реакции.

— Все обошлось, правда. Никто не пострадал. Ну, кроме нашего самолюбия, конечно. — Мягко оплела крепкую мужскую руку, своей ладонью. — Очень скоро обо всем узнал мой папа. Как оказалось позже, на другом берегу отдыхал с семьей наш сосед, и сделал довольно четкую видеозапись. Вот уж, уверенны были, что в этот раз отец нас точно придушит. Но, нет, обошлось без рукоприкладства. В наказание, мы с Глебом, все оставшееся лето, пололи и поливали огромный приусадебный участок того самого соседа! Больше, подобных глупостей за мной не числилось.

Наконец, Давыдов расслабился. Напряжение покинуло могучее тело, а висок Леры обожгло его горячее дыхание.

— Вот и…умница.

Кожа покрылась крупными мурашками. Сердце же застучало где-то в горле.

— Твоя, да? — Голос внезапно сел. Хрипела так, словно горло простудила. — Твоя умница?

Он смотрел на нее пристально, и долго. Дышал тяжело, рвано. А потом, так же молча, поцеловал. Без привычной страсти. Но, так нежно, трепетно, и проникновенно, что голова пошла кругом. Когда запас кислорода достиг критической отметки, Герман отстранился.

— Спи, — притянул поближе к себе. — Хватит с тебя, на сегодня.

— Да? — Толи согласилась, толи протест выразила.

— Засыпай.

И не поспоришь же…