Том 6 Лорд Эмсворт и другие - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2000)

Давно, еще в Матч Миддлфорде, он прогуливал воскресную школу, ради встреч с Эдди Уоффлзом, патентованным хулиганом. Привлекало его не столько несомненное очарование Эдди, сколько редкий дар, позволявший тому, среди прочего, изображать дерущихся котов. Чувствуя, что счастья не будет, пока он этому не научится, Эш перенял у мастера его мастерство. Быть может, прогулы ради искусства помешали ему усвоить имена всех царей Иудеи, зато он стал украшением оксфордских концертов, а теперь мог спасти Джоан.

— Вы часом не видели, — спросил он свою соседку, — как дерутся коты?

И услышав «Нет», начал представление.

Юный Уоффлз, досконально изучивший предмет, изображал сражение в духе Гомера. Начинал он с глухого урчанья, ответом на которое было урчанье повыше и, возможно, посварливей. За ними следовала тишина, а потом, словно ветер, взмывала высокая нота, прерываемая бормотаньем. На него отвечал пронзительный визг, потом коты сердито урчали, все громче и громче, пока воздух не насыщался электричеством тревоги. Снова все затихало на мгновенье, чтобы разрешиться неописуемой какофонией. Стоя рядом с мастером, вы просто видели перепады битвы и даже взлетающие клочья меха. Достигнув предельной высоты, звуки обрывались и слышалось глухое урчанье. Так изображал котов Уоффлз, и Эш воспроизвел его коронный номер.

Если мы скажем, что общество забыло Джадсона, мы не скажем ничего. Ошеломленные слуги не могли оторвать глаз от нового лакея. Бидж окаменел, словно увидел чудо. Такая сцена в этой столовой была неуместней, чем в соборе. Когда затихла последняя нота, воцарилось молчание.

— Вот так они дерутся, — сообщил Эш своей соседке, и добавил, обращаясь к мисс Твемлоу. — Я рассказывал мисс Уиллоуби о лондонских котах.

Секунды три его репутация раскачивалась над бездной. Никто не знал, смешно «это» или вульгарно; а хуже вульгарности для старших слуг нет ничего.

Наконец мисс Уиллоуби закинула изящную головку и звонко засмеялась. Расколдованные слуги засмеялись все разом. Они хохотали. Они кричали: «бис!». Они восхищались. Они, но не дворецкий. Он был глубоко шокирован. Ему казалось, что этот Марсон поистине забылся.

Обед кончился, слуги направились к домоправительнице. Джоан подошла к Эшу.

— Спасибо, мистер Марсон, — сказала она. — Как вы рисковали! Вы стали их любимцем, но могли бы стать изгоем. Дворецкий недоволен.

— Да, кажется. Сейчас я это улажу. Джоан еще понизила голос.

— Знаете, этот гад говорил правду. Фредди писал мне письма. Конечно, я их выбросила.

— Как же вы решились приехать сюда?

— Я его не видела, он только писал. На станции он очень удивился, но Эйлин, наверное, сказала, что моя фамилия Симеон.

— Джадсон говорит, что он мучается. Успокойте его.

— Джадсон ошибся. Ко мне приходил от Фредди жуткий, жирный тип, и я ему сказала, что писем давно нет.

— Очень хорошо.

Они вошли в комнату. Бидж стоял у камина, и Эш направился к нему. Трудился он долго. Ни ноги, ни оболочки не могли умягчить дворецкого; только при слове «музей» он вышел из транса. Музеем он гордился. Мало того — год назад приезжал репортер одной газеты, который начал статью словами: «Под эгидой мистера Биджа, моего любезного чичероне, я посетил музей графа Эмсвортского…». Бидж хранил вырезку в особом ящике стола.

Почти смягчившись, он сообщил, что мистер Питерc подарил его милости скарабея, судя по словам мистера Бакстера — исключительно ценного.

— Мистер Бидж, — сказал Эш, — не могли бы вы показать мне этот замечательный музей?

— С превеликим удовольствием, — отвечал дворецкий.

6