Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс Тысяча благодарностей, Дживс. - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

— Прошу тебя, не будем говорить об этом.

— И не проси, будем. Только это меня и интересует. Почему, черт возьми, она разорвала помолвку? Что ты ей сделал?

Он снова вздрогнул. Я видел, что дотрагиваюсь до обнаженного нерва.

— Ей я ничего не сделал, не в том беда, беда в том, что я сделал Стефани Бинг.

— Стиффи?

— Да.

— А что ты сделал Стиффи?

Весь вид его выразил смущение.

— Я… э… Понимаешь, я… Поверь, теперь я сознаю, как сильно ошибался, но тогда мне показалось, что это очень удачная мысль… Видишь ли, дело в том…

— Перестань мямлить.

Он сделал усилие и взял себя в руки.

— Так вот, Берти, надеюсь, ты помнишь, о чем мы говорили с тобой перед ужином… Ну, о том, что она, возможно, носит блокнот с собой… Я предположил, если ты помнишь, что он может быть у нее за чулком… И я хотел, если ты напряжешь память, попытаться…

Я похолодел — до меня дошло.

— Неужели ты?…

— Да.

— Когда?

Его лицо снова выразило нестерпимую боль.

— Перед самым ужином. Помнишь, мы услышали, как она поет народные песни в гостиной? Я спустился туда, она сидела за фортепьяно, совершенно одна… Так мне, во всяком случае, показалось, что она одна… И вдруг меня озарило: вот отличная возможность осуществить… Откуда мне было знать, что Мадлен тоже там, хоть ее и не видно. Она была за ширмами в углу, хотела взять еще несколько народных песен с полки, где у них лежат ноты… и… ну, словом, в ту самую минуту, когда я… короче, в тот самый… миг… Ну, как бы это выразить?… Когда я, так сказать, приступил к делу, она появилась из-за ширм… и… Ну, ты, конечно, понимаешь… все это случилось так быстро после того, как я в конюшенном дворе вынимал у этой девицы мошку из глаза, что обратить все в шутку было не так-то просто. Мне, во всяком случае, не удалось. Вот и вся история. Берти, ты умеешь связывать простыни?

Столь резкий переход с одной темы на другую ошарашил меня.

— Связывать простыни?

— Я все обдумал под кроватью, пока вы со Сподом беседовали, и пришел к заключению, что выход один: мы должны снять простыни с твоей постели, скрутить и связать их, ты спустишь меня на них из окна. Я читал о таком способе в романах и, помнится, видел в кино.

Как только выберусь из дома, возьму твой автомобиль и в Лондон. Что потом, я еще не решил. Может быть, уеду в Калифорнию.

— В Калифорнию?!

— До нее семь тысяч миль. Спод вряд ли кинется за мной в Калифорнию.

Я похолодел от ужаса.

— Ты что же, хочешь бежать?

— Конечно, я хочу бежать. Не теряя ни минуты. Ты разве не слышал, что говорил Спод?

— Но ведь ты его не боишься.

— Еще как боюсь.

— Но ты же сам говорил, что это просто здоровенная туша, пока он повернется, тебя и след простыл.

— Помню, говорил. Но тогда я думал, что он за тобой охотится. Взгляды меняются.

— Послушай, Гасси, возьми себя в руки. Ты не имеешь права бросить все и убежать.

— А что мне еще остается?

— Как что? Непременно помириться с Мадлен. Пока что ты для этого палец о палец не стукнул.

— Стукнул, и еще как. За ужином, когда подали рыбу. Никакого толку. Облила меня ледяным взглядом и принялась катать хлебные шарики.

Я стал лихорадочно соображать. Выход есть, я в этом уверен, надо только его найти, и через минуту меня осенило.

— Знаешь, что ты должен сделать? Раздобыть этот злосчастный блокнот. Если ты его отыщешь и дашь прочесть Мадлен, его содержание убедит ее, что она заблуждалась относительно мотивов твоего поведения со Стиффи, и увидит, что они чисты, как слеза ребенка. Она поймет, что твои поступки… как это там, сейчас вспомню… вот: твоим советником было отчаяние. Она поймет и простит.

Слабый проблеск надежды вроде бы промелькнул на его искаженном лице.

— Да, может быть, — подтвердил он. — Неплохая мысль, Берти. Кажется, ты прав.