Бить будет Катберт. Сердце обалдуя. Лорд Эмсворт и другие - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

– Осмелюсь предположить, о мой повелитель, – сообразил визирь, – этот человек покорнейше просит устремить высочайший взор на мяч.

– Ах, вон оно что, – уразумел Мерольхасар.

Так начался первый урок гольфа в стране Оум.

Тем временем придворные на террасе обсуждали последние новости. Строго говоря, о неразделенной любви Мерольхасара знать никому не полагалось, но ведь известно, как распространяются слухи. Великий визирь по секрету сообщит Главному казначею, Главный казначей на ушко шепнет Верховному опекуну любимой собачки его величества, тот, в свою очередь, передаст новость Почетному блюстителю монаршего гардероба при условии, что все останется между ними. Так, не успеешь оглянуться, – о государственной тайне уже вовсю судачат на кухнях, а газетчики вытесывают на булыжниках свежий номер «Дворцовых новостей».

– Короче, – слово взял Почетный блюститель монаршего гардероба, – надо его развеселить.

Раздались возгласы одобрения. По тем временам, когда нет-нет, да и казнят кого-нибудь, ни в коем случае нельзя было позволять монарху томиться от скуки.

– Но как? – развел руками Главный казначей.

– Придумал, – заявил Верховный опекун любимой собачки его величества, – подошлем к нему менестрелей.

– Но-но, а что сразу нас-то? – запротестовал Старший менестрель.

– Не говори глупости, – возразил Главный казначей, – это ради вашего же, как, впрочем, и нашего, блага. Он давеча спрашивал, почему в последнее время совсем не слышно музыки. Велел мне выяснить, за что, по вашему мнению, вы получаете деньги. Если менестрели только и могут, что дрыхнуть да объедаться в царской столовой, то он, дескать, с вами быстро разберется.

– Ну, раз так. – Старший менестрель нервно поежился. Собравшись с духом, менестрели на цыпочках вышли в сад и расположились в нескольких шагах позади Мерольхасара в ту самую минуту, когда царь после двадцати пяти бесплодных попыток намеревался попасть по камню в двадцать шестой раз.

Искусство стихосложения в те далекие времена не достигло еще той степени совершенства, что отличает поэтов-песенников в наши дни. Мастерство менестрелей было куда скромнее, и они явили его миру в тот самый миг, когда Мерольхасар старательно поднял клюшку и приготовился ее опустить. В саду раздался нестройный хор голосов:

Так воспоем же все хвалу

Мы величайшему царю.

Подобен льву, подобен льву,

Наш царь подобен льву!

Песнь прославляла совершенство правителя на спортивном и военном поприщах и насчитывала шестнадцать куплетов, которым, впрочем, не суждено было прозвучать. Мерольхасар подскочил как ужаленный, тряхнул головой и снова не попал по камню. Царь в гневе повернулся к менестрелям, которые самоотверженно горланили:

О, слава пусть гремит в веках!

Он дюжины сильней.

Наш царь в бою и на пирах

Согражданам всех милей.

– Убирайтесь! – взревел царь.

– О владыка? – пролепетал Старший менестрель.

– Проваливайте, куда ворон костей не носил! (И снова летописец прибег к игре слов, которую невозможно передать на современный язык, а потому остается довольствоваться лишь буквальным переводом.) Клянусь прахом предков, что за безобразие! Клянусь бородой священного козла, просто возмутительно! Разрази вас Бел за ваши гнусные завывания, разве можно устраивать такой гвалт, когда я пытаюсь сосредоточиться на свинге?! У меня как раз все должно было получиться, и тут вы…

Менестрелей как ветром сдуло. Бородач отечески похлопал разгневанного царя по плечу.

– Сынок, – сказал он, – гоуфист ты покамест невесть какой, но бр-ранишься ужо хошь куды.