Укридж - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2011)

— Гостиничным. Мои отчисления от прибыли, которую приносил укриджский «Дом родной вдали от дома». Собственно, я называл его так, только мысленно: «Дом родной вдали от дома».

Вновь по его выразительному лицу скользнула тень печали.

— Какое это было золотое дно, пока не иссякло! Пока, — повторил он тоскливо, — не иссякло. В этом-то и беда всех счастливых начинаний — они не длятся. Им приходит конец.

— А как ему пришло начало?

— Его предложила моя тетка. То есть, говоря «предложила», я… Обстоятельства, Корки, были таковы. Ты знаешь, теперь, когда появились пресловутые звуковые фильмы, киношники прочесывают мир в поисках типусов обоего пола, поднаторевших в писании диалогов? И было только вопросом времени, когда они доберутся до моей тетки. Она подписала контракт год потрудиться в Голливуде. И ее последние слова, когда она высунула голову из окна поезда-парома на вокзале Ватерлоо, сводились к предписанию мне ни в коем случае во время ее отсутствия не сдавать особняк в аренду. Полагаю, ты знаешь, какой ужас ей внушает даже мысль о чужих людях в стенах ее дома?

— Заметил в тот раз, когда обедал с тобой там, а она вдруг вошла.

— Ну, даю тебе честное слово, Корки, до той минуты я предполагал только жить там и лаять на взломщиков. И предвкушал тихий безмятежный год, в течение которого осмотрюсь и попытаюсь найти свою нишу. Дворецкий и прочая прислуга оставались на половинном жалованье. Я твердо мог рассчитывать на ежедневные завтраки, обеды и ужины. Будущее, пусть несколько монотонное, выглядело розовым, я был вполне доволен. И вот тут моя тетка произнесла эти необдуманные слова.

Не знаю, насколько ты силен в истории, Корки, но если силен, то согласишься со мной, что половина всех бед в мире приключалась из-за того, что женщины произносили необдуманные слова. Все налажено, все выглядит мирным и надежным, и тут является какая-то женщина с парой-другой необдуманных слов — и вот, пожалуйста! Провалиться мне дважды, пока моя тетя Джулия не разразилась этой прощальной речью, уставив локоть одной руки в глаз какого-то пассажира, а другой властно помахивая в моем направлении, мысль о том, чтобы превратить виллу «Кедры» на Уимблдон-Коммон в отель-пансион мне и в голову не приходила.

Грандиозность этой идеи так меня потрясла, что я ахнул.

— Ты превратил особняк твоей тетки в отель?

— Не сделать этого — значило бы бросить вызов Провидению. План сулил большие деньги. Если ты знаком с пригородами, то знаешь, что отели-пансионы растут там, как грибы. Спрос на них непрерывно повышается. Владельцы больших особняков начинают находить их содержание излишним бременем, а потому нанимают парочку страдающих насморком швейцарских официантов и дают объявление в газету, предлагая идеальный приют дельцам из Сити.

Но заметь разницу между этими конурами и «Maison»[10] Укриджа. С одной стороны, относительно пошлая безвкусица, с другой — истинная роскошь. Ты можешь не считать мою тетю Джулию своим личным другом, Корки, но даже ты не станешь отрицать, что обмебелировать дом она умеет. Вкус, элегантность. Dernier cri[11] утонченности.

А прислуга! Никаких тебе швейцарских официантов, но дворецкий, сам по себе стоящий платы за вход. Кухарка одна на миллион. Выдающиеся горничные. Судомойка, славящаяся по всему Уимблдону. Знаешь, когда я, шатаясь, вышел из вокзала, направляясь в ближайшую газетную редакцию для сдачи туда объявления, я пел. Не очень долго, потому что прохожие начали на меня оглядываться, но тем не менее я пел.

Ты был бы удивлен, Корки… нет, я пойду дальше: ты был бы поражен количеством откликов, которые я получил. Я спланировал условия на широкой основе, ведь, естественно, перед открытием моего отеля мне предстояло обработать дворецкого, двух старших горничных, двух младших горничных, кухарку, судомойку и мальчика-чистильщика обуви — редкостных пиявок мужского и женского пола. И все же по меньшей мере половина Лондона, казалось, жаждала поселиться там.