Укридж - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2011)

Ты когда-нибудь видел букмека, пораженного в самую душу? Я до той минуты не видел. Он был оскорблен до ее глубины. Есть одно словечко, к которому моя тетка любит прибегать в своих романах, когда герой сморозит героине что-нибудь не то и она разозлится. Она… Как это?.. «Вознегодовала» — вот это словцо. Перси вознегодовал.

— Кто? Я? — сказал он. — Не уплатив тебе твои деньги? Ты за кого меня держишь — за нечестного человека?

Я извинился, объяснил, что, когда я вернулся и обнаружил, что его нет, а вся мебель увезена, это, естественно, дало толчок определенному ходу мыслей.

— Так я же должен был убрать товар до приезда твоей тетки, верно? Сколько я тебе должен? Шестьдесят фунтов, верно? Вот, получай. — Он вытащил бумажник величиной со слона. — А что это у тебя тут?

Провалиться мне, если в вихре чувств, когда я его увидел, чек личности с изогнутыми губами совсем не вылетел у меня из головы. Я поставил свою подпись стремительной авторучкой и придвинул чек к нему. Он посмотрел на него с некоторым удивлением:

— Что это?

— Я только что продал ломберный столик проезжему в автомобиле.

— Умница, — сказал Перси. — Я знал, что не ошибся, когда сделал тебя вице-президентом по продаже. Этот столик висел у меня на шее уж не знаю сколько месяцев. Взял его в счет безнадежного долга. И сколько ты получил за него? — Он поглядел на чек. — Шестьдесят фунтов? Чудненько. А я — всего сорок.

— А?

— С проезжего, которому продал его сегодня утром.

— Ты продал его проезжему сегодня утром?

— Именно.

— Так кто из них его получит?

— Ну, твой, конечно. Он заплатил больше. Мы должны поступать по-честному.

— И ты вернешь своему сорок фунтов?

— Не говори глупостей, — сказал Перси и, конечно, продолжал бы пенять мне, но в этот момент появился еще один посетитель, костлявый, жилистый, очкастый субъект, и по виду профессор или кто-то из той же компании.

— Вижу, вы предлагаете антикварную мебель, — сказал он. — Я хотел бы взглянуть на… А! — перебил он себя, увидев столик. Полапал его, где только мог, перевернул вверх ножками и даже как будто собрался обнюхать.

— Чудесно, — сказал он. — Великолепная работа.

— Восемьдесят фунтов, и он ваш, — сказал Перси.

Профессор улыбнулся одной из этих мягких улыбок.

— Боюсь, он вряд ли стоит столько. Называя его чудесным и великолепным, я подразумевал работу Танси. Айка Танси. Возможно, лучшего современного поставщика антикварной мебели. На первый взгляд я бы сказал, что это его средний период.

Перси пустил парочку пузырей.

— То есть это что — подделка? Но мне сказали…

— Что бы вам ни сказали, говоривший ошибался. И могу добавить, что, продолжая вашу политику рекламировать и продавать подделки за подлинный антиквариат, вы можете вступить в неприятное соприкосновение с законом. Было бы разумно снять объявление с ваших ворот. Всего вам доброго, всего доброго.

Он оставил после себя то, что ты мог бы назвать напряженным молчанием, которое было нарушено несколько секунд спустя.

— Черт! — сказал Перси. — Тут надо подумать, — продолжал он. — Мы продали этот столик.

— Да.

— Дважды.

— Да.

— И получили за него деньги.

— Да.

— А это подделка.

— Да.

— А мы выдали ее за подлинную.

— Да.

— А это, оказывается, запрещено законом.

— Да.

— Лучше пойти в пивную и обсудить все хорошенько.

— Да.

— Так иди, а мне надо кое-что сделать на кухне. Кстати, у тебя есть спички? А то мои кончились.

Я дал ему коробок и неторопливо пошел вперед, погруженный в размышления. Вскоре он меня нагнал, тоже как будто погруженный в размышления. Мы посидели на изгороди, оба в глубокой задумчивости, а потом он вдруг воскликнул:

— Какой прекрасный закат! И как странно, что солнце заходит на востоке. Никогда прежде этого за ним не замечал… Разрази меня гром! По-моему, коттедж заполыхал.