Игры со смертью. Часть 1 - Звездная Елена

— Отдашь дома из тех, что я выдал для расходов на месяц. Ступай.

Гобби практически вытащил меня из кареты. И дверцу закрыл.

А вот после этого черное транспортное средство, запряженное четверкой вороных лошадей удивительной красоты и управляемое умертвием, пугающим жуткой улыбкой всех окружающих, неспешно нас покинуло, вскоре совершенно скрывшись из виду. На оживленной городской дороге остались я, Гобби, торопливо надевающий на свою лысую макушку щегольскую шляпу-цилиндр, и мешочек с монетами у меня в руках. Зомби, осознав что я так и стою, как громом пораженная, мешочек у меня отобрал, видимо опасаясь воришек, спрятал у себя в нагрудный карман, после чего предложил мне локоток, извлек из кармана раздвижную трость и с видом зажиточного дядюшки повел меня вперед к лавкам.

Но вместо того, чтобы зайти в первый попавшийся магазинчик, Гобби повел меня дальше, свернул в ближайшую подворотню, на удивление чистую, но мрачную и едва заметную, благодаря выкрашенным в черное стенам прилегающих домов, подвел к тупику, завершающему подворотню, и трижды постучал в глухую стену. Про глухую это я зря сказала, потому как стена оказалась очень даже слышащей, а еще говорящей и осведомившейся у нас:

— Кто?

Гобби жестом фокусника достал свой блокнот, написал «Свои», и ткнул костлявым пальцем, явно намекая, что мне нужно ответить стене. Несколько неуверенно и тихо я и прочла:

— Свои.

И мне уже даже интересно стало, что там будет дальше.

Дальше было язвительное от стены:

— Свои по подворотням не шастают.

Я лично понятия не имела, что на такое можно ответить. А вот Гобби знал, и потому неторопливо написал, то, что я и озвучила:

— Свои шастают везде, слава пронырам.

— Слава и честь, — гордо ответила стена.

И расступилась.

То есть вот тут сверху была деревянная стена выбеленная известью и обшитая крест на крест деревянными планками, внизу, почти на человеческий рост каменная кладка — расступилось все. Словно трещина прошла по кладке, а деревянные доски разошлись неровно, но на проход достаточный для нас. Мы и вошли, точнее Гобби втянул меня.

Внутри самым неожиданным образом оказалась по-домашнему уютная таверна, со столиками у слепых окон, отдельными кабинками, отгороженными расшитыми рюшами занавесочками у настоящих квадратных с закругленными краями окошек, снующими между столиками гномами, стоящим за невысоким прилавком румянощеким домовым, и двумя десятками громадных плечистых гоблинов…

И вот стоило нам войти, все гоблины разом поднесли два пальца к левому плечу и два раза постучали. Мой Гобби взял и в точности повторил. И выглядело это так важно и так значимо, что я даже растерялась.

И тут за нами стена разошлась снова и вошла бабушка. Очень миленькая такая румяная бабушка, сгорбленная грузом прожитых лет, в цветастом платке, темной кофте, юбке неопределенного цвета. Вошла, оглядела всех и… и двумя пальцами правой руки дважды постучала по левому плечу! А затем каким-то неуловимым движением бабка стянула с себя… себя… и распрямилась уже знакомым мне гоблином, который сложил оболочку с вещами в корзинку, а затем, повернувшись к нам, весело подмигнул и пробасил:

— Хороший бой, ледя.

Тихо икнув с перепугу, все же не каждый день на моих глазах бабки превращаются в гоблинов, и выдохнула:

— Трупов, Ыгрх.

Он величественно кивнул, поднял свободную руку вверх, привлекая внимание протирающего стойку домового, и распорядился:

— Мне как всегда, для этой бледной чегось изысканного и согреться, мастеру суп Некроса, все за лучший столик.