Стая - Сергеева Оксана (2014)

— У тебя получается. Ты способный.

— А тут делать нечего. Раз-два-три, раз-два-три… Я не танцор, я спортсмен. По жизни есть три

категории мужчин: алкоголики, танцоры и спортсмены.

Юлька рассмеялась. Отчего-то стало так смешно, что для того чтобы собраться и продолжить, пришлось остановиться на пару секунд. Закусывая губу, она хлопнула его по плечу и набрала полные

легкие воздуха.

— Ты как будто петь собираешься, а не танцевать, — услышав, как шумно она вздохнула, иронично

заметил Денис, снова вызывая у нее приступ смеха.

Так и до истерики недалеко. Юля снова вздохнула.

— Фух, поехали. Мне уже понравилось. Нет, подожди. — Освободилась от захвата его рук. Стало

жарко. Кожа горела огнем, между лопаток уже чувствовалась испарина. — Стой здесь.

— Стою.

Сняла кофту и бросила ее на диван. Не сильно заботясь об идеальности прически, собрала еще

влажные волосы в хвост и вернулась к своему новоиспеченному партнеру по танцам. Кто бы мог

подумать!

— Ты меня убил сегодня. Никогда не связала бы вместе тебя и вальс.

— Но тебе же понравилось. — Обняв ее за талию, приподнял над полом, так что дыхание стало

интимно обжигать ее губы.

— Логичнее было бы, на твоем месте, напоить меня до беспамятства. Ложка в кофе не считается.

Кстати, что это было? Коньяк?

— Коньяк. Крошка моя, если для того, чтобы собрать тебя по кускам мне придется танцевать, я

станцую.

Под тихий гул телевизора и дрожащий мерцающий свет его фраза позвучала оглушающе. Громко в

своей твердости. Очень больно в жизненной правдивости. Юлька уткнулась Денису в шею. Все.

Теперь точно истерика со слезами и соплями, которую невозможно подавить никакими силами.

Теперь только рыдать до полного изнеможения и опустошения. С трудом смогла бы объяснить, почему сорвалась именно сейчас. Так получилось, что тихая убежденность в его словах снесла все

замки и заслонки, заставив захлебываться в слезах. Не столовая ложка коньяка же виновата…

Он привык наперед угадывать ее движения — взмах руки, поворот головы, — но никак не мог

предугадать, что после его слов она разрыдается до звона в ушах. Отвлеклась же, начала смеяться и

шутить, разговаривать, а не выдавать односложные ответы, и тут этот плач навзрыд. Внезапный.

Убивающий плач.

Немного растерялся, но подтянул ее выше, прижал сильнее. Она крепко обхватила его за плечи, обвила ногами, вцепилась, как будто боялась, что отпустит. А он и не собирался.

Опустился вместе с ней на диван. Прижал ее еще крепче и набрался терпения, чтобы переждать, пока

она выплеснет все, что накопилось и мучило. А терпение было совсем на исходе, потому что, несмотря на трагичность момента, в Шаурине уже давно бродили совершенно другие желания.

Потребности физические, которые не отрубить по щелчку пальцев: обнимать ее, целовать с

жадностью… Целый месяц ее не видел… Понимал, почему она не спешила и сторонилась, но где-то

внутри чувствовал еле тлеющую злость, заглушить которую до конца не удавалось.

Постепенно Юля успокоилась, только плечи время от времени вздрагивали. Но стало несравненно

легче: темнота уже не давила, слова и вздохи не рассекали тишину колко и больно. Воздух стал

тягучим и вязким, теплым до испарины на шее. Майка прилипла к телу. Там, где касались руки

Дениса кожа горела огнем. Можно расплавиться и оплыть, как свечка.

Оттолкнулась от него и вытерла мокрое лицо, задержала дыхание, подавляя икоту.

— Успокоилась?

— Вроде, да.

Попытался ее поцеловать, но она увернулась. Неуверенно и несмело, но все-таки едва скользнув по

губам уткнулась носом в его щеку. Странное чувство не давало насладиться близостью, будто

получая удовольствие, она грех совершает. Оскверняет память бабушки. В том то и дело: слишком