Стая - Сергеева Оксана (2014)

не на него больше, а на себя. Потому что боялась делать второй тест. Понимала, что поступает глупо, может быть, сама сейчас снова дает себе ложную надежду, чтобы чуть позже испытать острое

болезненное разочарование, но очень боялась, что второй тест окажется отрицательным. И все же

открыла шкафчик в ванной…

Теперь кофе не пился. И не потому что остыл, а оттого стал еще больше горчить. Совсем не поэтому.

Кажется, Юля провела в ванной не десять минут, а целую вечность. И вернулась расстроенная. Так

Денису показалось, потому что глаза у нее предательски блестели, а кончик носа покраснел.

Наверное, уже успела всплакнуть.

— Ты только не расстраивайся, — собирался отпить, но так и не сделав глотка, поставил кружку на

столик. Ухватил жену за руку и притянул к себе. — Ладно? — попросил мягко.

Юля, послушавшись сильных, но ласковых рук, уселась к мужу на колени и с громким вздохом

обняла его за плечи.

— Я и не расстраиваюсь, — сказала, шмыгнула носом и улыбнулась.

— Вот и хорошо.

— Чего мне расстраиваться, у меня будет малыш. У нас будет малыш. Три положительных теста.

Три. Теперь можешь порадоваться. Теперь уже точно.

Денис порадовался как-то странно. Руки его обмякли, перестали обнимать ее крепко, а сам он

подался чуть назад, оперевшись на спинку дивана, будто ослаб. Смотрел на нее некоторое время, словно оглушенный словами. Потер ладонями лицо и оцепенело застыл на несколько бесконечных

секунд. А потом его мышцы едва уловимо напряглись, плечи дрогнули, словно только сейчас

Юлины слова проникли в сознание, заставив содрогнуться. Так и не отняв ладони от лица, он

проорал в руки. Юлька и сама вздрогнула от этого сдавленного, приглушенного сомкнутыми

ладонями, долгого рыка, как ожила. Засмеялась резко и приникла к нему. Тогда прижал ее крепко —

тесно за плечи, щека к щеке.

Юля вздохнула радостно. И вздохи тоже могут быть радостными, не только слова и улыбки.

— Блин, мне так хочется маме позвонить, рассказать…

— Не надо никому звонить, — жестко сказал он, как клещами проволоку перекусил.

— Почему? Что такого? — чуть оттолкнулась, с удивлением заглядывая в лицо.

— Ничего такого. Но не надо пока.

— Что за предрассудки?

— Это не предрассудки.

— А что, по-твоему? Все равно же узнают рано или поздно.

— Пусть потом и узнают, а сейчас молчи, не надо ничего никому рассказывать.

— Что за упертость такая?

— Юля, — со скрытой, тщательно сдерживаемой нежностью сказал он, — потому что это таинство.

Потому что сейчас он только мой. А как только мы сообщим всем эту радостную новость, семья

сойдет с ума. Начнутся разговоры, суета, беспокойство, бесконечные телефонные звонки… Потом

вы с матерью начнете носится по магазинам, выбирать одежду и всякую всячину для ребенка… А

сейчас никто ничего не знает, и он только мой. Он маленький еще, не хочу я, чтобы кто-то что-то

знал, лез с разговорами! — Денис нервно шевельнулся. Так, словно отмахивался от надоедливого

насекомого.

Юля засмеялась. То, как он нервно передернул плечами, ее развеселило.

— Я поняла тебя. Ладно, раз хочешь насладиться этим моментом, тогда ладно – пока ничего никому

не скажем. Пусть будет только твой, — пообещала она, хотя с трудом представляла, как у нее это

получится. Это ведь с горем хочется наедине быть, а радость наружу просится, к людям. Радостью

делиться хочется, хочется всем рассказать о своем счастье.

— Дошло наконец-то.

Они раскидали подушки и удобно улеглись на диван. Юля накинула на себя плед, потому что

выбежала из ванной в короткой шелковой сорочке, даже в чувствах халат на себя забыла накинуть.

— Так, — хитро спросила она, — ты уже чувствуешь, что я беременна?

— Чувствую. По твоим психам я это уже очень хорошо чувствую.