Лорд Эмсворт и другие - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

Девушки, страдающие в разлуке, плохи тем, что они творят добро. И то сказать, что им осталось, кроме деятельной любви к ближним? Прекрасная племянница лорда Эмсворта уже две недели рыскала по замку, творя добро направо и налево. Под рукой чаще всего оказывался бедный граф. Вот почему, отходя от телефона, он впервые улыбнулся, хотя именно в этот миг увидел Гертруду.

— Здравствуй, здравствуй, — сказал он. — Что ты делала?

Гертруда не улыбнулась. Мало того — она, несомненно, забыла, как улыбаются. Походила она, скорей всего, на призрак из пьесы Метерлинка.

— Убирала в кабинете, — ответила она. — Там страшный беспорядок.

Лорд Эмсворт заморгал, как заморгает всякий, в чей кабинет проникло заботливое созданье. Но бодрости не утратил.

— А я говорил с Фредериком, — сказал он.

— Да? — Гертруда вздохнула, пролетел холодный ветер. — Галстук съехал в сторону, дядя Кларенс.

— Прекрасно, прекрасно, — сказал он, пятясь от нее. — А у меня хорошие новости. Сегодня приедет друг Фредерика, его фамилия Корн. Это общество. Для тебя.

— К чему?..

— Ну что ты, что ты!

Гертруда посмотрела на графа большими и скорбными глазами.

— Хорошо быть старым, как вы… — проговорила она. Лорд Эмсворт удивился.

— Только один шаг до милой, тихой могилы… Двадцать три года! Двадцать три! В нашей семье все живут лет по шестьдесят…

— Как это по шестьдесят? — всполошился граф. — Мой бедный отец погиб на охоте в семьдесят семь. Дядя Руперт умер в девяносто. Дяде Клоду было восемьдесят четыре, когда он разбился, брал препятствие. Дядя Алистэр, с материнской стороны…

— Не надо! — вскричала страдалица. — Какой ужас! Да, одна надежда — на общество…

Поначалу этот Корн понравился лорду Эмсворту. Лицо у него было хорошее, честное, хотя и такого самого цвета, как нутро у лососины. Держался он как-то нервно, но это скорее хорошо, теперь больше наглых, чем застенчивых.

Поэтому кроткий граф не осудил истерического смеха, которым буквально зашелся гость, когда они обсуждали такой невеселый предмет, как тля в розовом саду. Когда же при виде Гертруды этот Корн стал плясать у столика, уставленного фарфоровыми фигурками и фотографиями в рамках, граф веселился вместе с ним. Веселилась и Гертруда. Да, трудно поверить, но, увидев Корна, племянница засмеялась радостным смехом. Печали как не бывало. Она смеялась, и Корн смеялся, просто какой-то хор гуляк, вторящий солисту в оперетте!

За обедом гость разлил суп, разбил бокал и поднял дикий переполох, вскочив после сладкого, чтобы открыть Гертруде дверь. Они смеялись и тут, граф тоже смеялся, хотя не так сердечно, бокал был из самых любимых.

Однако, размышляя над портвейном, лорд Эмсворт решил, что выгод — больше. Да, в замке бесчинствует какой-то сумасшедший акробат, но умный человек не станет дружить с Фредериком, зато Гертруде, вероятно, подходит именно такой. Граф предвкушал череду тихих дней, когда все родные далеко и можно копаться в клумбе, не ожидая, что племянница спросит из-за спины, зачем он работает на солнцепеке. Теперь ей не до него, у нее есть общество.

Суждения графа об умственном уровне гостя заметно укрепились, когда поздно вечером он увидел, что тот стоит под окном и посылает ему воздушные поцелуи.

Хозяин кашлянул, гость смутился.

— Прекрасный вечер, — сказал он, смеясь своим гиеньим смехом. — Я вот… как раз… Ха-ха-ха-ха-ха!

— Простите?

— Ничего, ничего! Ха-ха-ха! Спасибо! Я — ха-ха — гуляю!

Лорд Эмсворт лег в постель. Быть может, он что-то предчувствовал, потому что мелко дрожал; однако согрелся и обрел прежнее благодушие. Собственно, думал он, могло быть и хуже. Могла приехать еще одна племянница или сестра… а мог — упаси, Господи! — приехать сам Фредерик!