Доктор Гарин - Владимир Сорокин (2021)

– И ты туда же! – взмахнул руками Дональд. – Мой указ сияет над миром новой планетой! Мир живёт по нему до сих пор! По нему, а не по вашей Квадратной Жопе!

– Господи, как я устала от этого… – сморщилась Ангела.

– Дональд, смени тему!

– Зачем обсуждать то, что уже не вернёшь? Невозможно срубить поваленное дерево.

– Вы правы, Синдзо-сан…

– Дональд, ты нас утомляешь!

– Кто тебе дал право утомлять? – выкрикнул Борис и швырнул в Дональда куском мяса.

– Так. Внимание… – Гарин взглянул на обедающих санитаров.

Дожёвывая, они стали быстро вытирать рты салфетками.

Не обращая внимания на Бориса, Дональд резко отодвинул свою чашу, влез на стол, прополз до середины, легко перевернулся на голову и стал крутиться на месте, показывая всем свою белую, усыпанную рыжими веснушками задницу:

– Вот вам Жопа Гиперкубикус! Любуйтесь!

Борис схватил плошку из-под горчицы и запустил в Дональда. Тот продолжал вертеться и победоносно кричать. Борис стал метать в него всё, до чего мог дотянуться, – вилку, нож, тарелку, солонку, перечницу.

– Кэйхо!! – вдруг грозно-пронзительно закричал Синдзо.

Санитары вскочили со своих мест.

– Коктейль № 3! – распорядилась доктор Пак.

Сёстры тоже вскочили.

– Обоим! – скорректировал Гарин и спокойно показал мизинцем на блюдо с тушёными овощами.

– Вот и наша антирутина началась… – Маша принялась накладывать ему овощи.

Кофе и десерт были поданы в кабинет Гарина. Пак и Штерн сидели в креслах с чашками в руках. Гарин курил и громко прихлёбывал чёрный кофе за своим столом.

– И всё-таки удивительно: почему именно на ланче? – Пак смотрела на кедровый бор за окном. – По всем законам, пик подобного эксцесса – вечернее время.

– Доктор, у нас великолепная восьмёрка. – Штерн потянулся нижней губой к краю своей чашки. – Синусоиды их психосомы смещаются непредсказуемо. Потому что пациенты взаимоиндуцируют друг друга.

– Они единый организм. – Гарин, как паровоз, шумно выпустил мощную струю дыма. – Мы обсуждали это не раз.

– Шизоиндукция. – Пак кивнула своей аккуратной мальчишеской головой.

– Шизоиндукция! – откинулся в кресле Гарин.

– Мне кажется, в данном случае это не совсем корректный термин, – мучительно поморщился Штерн.

– Отчего же?

– Шизоиндуктивность характерна для разобщённых субъектов. Один встречает другого или нескольких, индуцирует, заражая своей синдроматикой. И заражает потому, что сверхценная идея абсолютно сверхнова для заражаемого, она потрясает и овладевает им. Здесь же никто из них не способен потрясти, заразить другого или всех чем-то новым. Для них нет нового, как вектора.

– Они слишком хорошо знают друг друга! – согласилась Пак. – Слишком психосоматически притёрлись.

– Десятилетия! – кивнул Гарин. – Они не индуцируют, а провоцируют друг друга.

– Тогда это не шизоиндукция, а резонансная шизофрения.

– Возможно. Есть один нюанс. – Гарин привычно забарабанил по столу тяжёлыми пальцами. – Вы сказали, доктор, что пациенты не способны потрясти друг друга новым. Верно. Но они потрясают друг друга старым!

– Конечно! – Пак встала, хлопнула в маленькие ладоши. – Конечно! Новое для них возможно только в прошлом. Как неиспользованная возможность.

– Или как невозможное использование, – заключил Штерн.

– Нового в реальном мире для них нет и быть не может.

– Быть не должно! – барабанил пальцами Гарин.

– Быть не должно. Остаётся только провокация как ревизия прошлого.

– Они используют прошлое как бесконечный шизоисточник взаимопровокаций. Дипсомания, гиперкинез, шперрунги, ангедония – лишь оболочка синдрома.

– Для них прошлое – мешок без дна, – угрожающе произнёс Гарин, гася окурок.

– Exactly! – хлопнула в ладоши Пак. – Тот самый мешок из “Тысячи и одной ночи”, в котором и спрятан весь мир. Спасибо, доктор! Хотите, я сделаю вам массаж?