Вторая жизнь Уве - Фредрик Бакман (2012)

Негнущейся рукой, точно парализованной усыпляющим патроном, шкет показывает на крайний дом на улочке. Тот, где коммунисты с дочками живут. Которые затеяли всю петрушку с сортировкой мусора. Уве кивает:

– Вот пусть она сама придет и возьмет его из сарая.

Он демонстративно стучит пальцем по знаку, запрещающему приставлять велосипеды к сараю. После чего разворачивается и идет восвояси.

– Старый хрен! Каз-зёл! – кричит ему шкет вдогонку.

– Тише ты, – затыкает ему рот дружок с черными разводами вокруг глаз.

Уве не отвечает.

Он идет мимо знака, категорически запрещающего движение машин по территории поселка. Того самого знака, который в упор не разглядела беременная соседка. Хотя Уве ясно как день: не заметить было невозможно. Уве ли не знать – он же сам этот знак устанавливал. С досадой он идет дальше, по узкой дорожке между домами, печатая каждый шаг так, что со стороны можно подумать: чудак утаптывает асфальт. Что ли мало у нас во дворе придурков, вздыхает Уве. Превратили поселок черт-те во что, в ухаб на дороге прогресса. Пижон на «ауди» и его бледная немочь – из дома наискосок, на краю – коммунисты с пигалицами-дочками: волосы ярко-рыжие, шорты поверх легинсов, рожи размалеваны, что твой енот наоборот. Да они, кажется, в Таиланде сейчас отдыхают. Ладно, без разницы.

А парень в соседнем доме – четверть века от роду и четверть тонны весу! Еще и волосья отрастил, как баба, и носит все не пойми какие майчонки. Раньше с матерью жил, третий год как померла. Зовут, кажись, Йимми, жена вроде говорила. Чем живет, бог весть: может, уголовник. А может, ветчину дегустирует.

В крайнем доме на стороне Уве живут Руне с супругой. Не хочется называть его врагом. Да тут уж ничего не поделаешь – вражина и есть. Именно с Руне все началось, из-за него теперь поселок катится ко всем чертям. Он да супружница его Анита переехали сюда в тот же день, что и Уве с женою. Руне сперва ездил на «вольво», потом, вишь, купил БМВ. Ну о чем с такими говорить, разводит руками Уве.

К тому же именно Руне спланировал тот самый путч – когда Уве погнали из председателей правления. За что боролись, на то и напоролись: счета за электричество заоблачные, велосипеды валяются где ни попадя, а жильцы утюжат двор машинами с прицепом. Несмотря на знаки, категорически запрещающие движение. А ведь Уве предупреждал, да никто не слушал. А тогда он бросил это дело – и больше на собрания ни ногой.

Уве жует губами, словно собираясь сплюнуть, всякий раз, когда в голове его звучат слова «собрание собственников жилья». Словно слова эти похабные.

Не дойдя шагов пятнадцать до разбитого почтового ящика, он вдруг замечает перед своим домом бледную немочь. Та чем-то увлечена, Уве не сразу понимает чем. Мотыляя на шатких каблуках, она остервенело замахивается куда-то поверх его дома. Под ногами у нее снует и тявкает недоразумение – то самое, что обоссало ему всю плитку. Кто знает, может, это и не собака. Так, валенок с глазками.

Бледная немочь орет в сторону дома. Так истошно, что черные очки съезжают на кончик носа. Валенок заливается пуще прежнего. Тетка, видно, вконец спятила, решает Уве, предусмотрительно останавливаясь в нескольких шагах от нее. Тут только до него доходит, к чему вся эта жестикуляция. Тетка кидается камнями. В кошака.

Тот забился в дальний угол за сараем. На шкуре пятнышки крови. Вернее, на остатках шкуры. Валенок скалит зубы. Кошак шипит в ответ.

– Ах, ты еще шипеть на Принца! – ярится бледная немочь, хватает камень с клумбы Уве и швыряет в кота.

Кошак уворачивается. Камень попадает в оконный отлив.

Бледная немочь готовится кинуть новый камень. Уве в два прыжка подскакивает к ней, дышит ей в затылок:

– Ну-ка, кинь еще камень в мой дом – сама вверх тормашками полетишь!