Том 7. Дядя Динамит и другие - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2000)

То чувство, которое испытал полицейский, которого ударил по шлему брат Элзи Бин, уже проходило, когда из музея послышался странный крик, а там и голоса. Сжавшись в кресле, словно заяц в норе, Мартышка не сразу узнал их. Один из них волновался; другой его успокаивал.

Хлопнула дверь, потом вторая, и в гостиную вошел лорд Икенхем.

3

Недавняя беседа не повлияла на него; он был беспечен и спокоен, каким и бывает английский пэр, когда вспомнит, что в гостиной остался графин виски. Другие, послабее, дрожали бы всем телом, но он сохранял ту мягкую невозмутимость, которой отличается рыба на льду. Сердце у Мартышки уже не только прыгало а 1а Нижинский, но и громыхало а 1а мотор, но все же ему показалось, что глава их семьи что-то напевает.

— А, ты здесь! — сказал граф, протягивая руку к графину. — Не спится? Где виски, там и ты. — Он налил себе и сел в кресло. — По-моему, — он отхлебнул, — это лучшее время суток. Тишина, бодрящая влага, приятная беседа. Ну, какие новости? Ты чем-то расстроен? Надеюсь, ничего не случилось?

Мартышка зашипел, словно сифон, в котором кончается вода. Вопрос показался ему неуместным.

— В каком смысле «ничего»? — спросил он. — Сейчас мне сказали, что меня выпотрошат.

— Кто это сказал?

— Билл Окшот.

— Прорицал или сам собирался?

— Собирался сам.

— Ты меня удивляешь. Билл Окшот, этот милейший человек?

— Да уж, милейший! Хуже Безликого Беса. Ему самое место в комнате ужасов. Еще он обещал оторвать мне голову и задушить меня, как змею.

— Когда человек без головы, душить его трудно. Что ж ты такое сделал?

— Сидел тут с Элзи Бин.

— Не припомню, кто это. Столько встречаешь людей…

— Служанка.

— А, да! Которую ты целовал.

Мартышка обратил лицо к потолку, словно взывал к небесной справедливости.

— Да не целовал я! Ну, чмокнул по-братски, она мне очень помогла. Вас обоих послушать, мы сутками играем в фантики.

— Дорогой мой, не горячись. Я тебя понимаю. Он очень расстроен. Его волнует счастье твоей невесты.

— Он ее любит.

— Вот как? Бедный Билл! Наверное, ему было неприятно, когда я сказал в поезде, что она выходит за тебя. Мне его жаль.

— А мне — нет. Чтоб он лопнул.

— Другое странно: как у Балбеса может быть дочь, чарующая всех до единого? Ему больше подошла бы Горгона со змеями. Ты, часом, не слышал, как он кричал?

— Слышал. Что случилось?

— Обиделся.

— Застал тебя в музее?

— Это я его застал. Он спал там среди своих экспонатов. Нехорошо, по-моему. Или ты экспонат — тогда спи, или не экспонат. — Красивое лицо пятого графа подернулось печалью. — Знаешь, Мартышка, мне претит такая низость. До чего дошел человек, если он привязал веревку к большому пальцу ноги и к ручке двери!

— Что ты говоришь!

— Привязал. Честное слово, это подло. Простились, разошлись по комнатам, казалось бы — спи у себя, как честный землевладелец! Иду в музей, не чуя зла, берусь за ручку, поворачиваю…

— А, черт!

— Не знаю, доводилось ли тебе наступить в темноте на кошку? Со мной это было, в Нью-Йорке, на Уэверли-плейс. Абсолютно то же самое.

— Что ты сказал?

— Говорил, в основном, он.

— Нет, как ты оправдался?

— Ах, оправдался? Очень просто. Я сказал, что хожу во сне.

— Поверил он?

— Вот уж не знаю. Какое мне дело, в сущности?

— Ну, нам конец.

— Чепуха! Опять этот мрачный взгляд на жизнь. Что, собственно, случилось? Кое-что не вышло.

— Кое-что!