Туман: год Волка - Вудворт Франциска

- А ты настойчива!

Он подпер голову рукой, задумался и начал рассказ:

- Когда мы приплыли в эти земли, мы бежали от таких ужасов, что я вспоминать не буду. Наш народ хотел спокойной жизни, а нашел лишь войну. Мы пришли с миром, а нас боялись и старались уничтожить. На нас нападали - мы защищались, а потом гнев вскипел в нас и мы сами пошли в наступление. - Он тяжело вздохнул. - Я не знаю, чем бы это закончилось, если бы Владислав не остановил нас.

Он усмехнулся, вспоминая:

- На нас шли войсками, и мы всех сметали. А тут выезжает мальчишка, один! Но он был полон достоинства и бесстрашен. И тут он предлагает нам все то, о чем мы только мечтали. Только глядя на нас, люди в ужасе бежали, а он был спокоен и говорил с уважением.

- Мы не могли не принять его предложение, понимая что война - это путь в никуда, и пора остановиться. В тот день Владислав спас много жизней, - он тяжело вздохнул, - только вот закончилось все тем, что от него все отвернулись.

Он замолчал, а я переваривала его слова. Про шахматы мы забыли, увлекшись разговором.

- Харольд, а почему Владислав все время ходил в обличье..., - Я не знала, как объяснить и показала на его лицо, - а после превращения в кабинете, не возвращает себе прежний вид?

Он усмехнулся:

- Может, не хочет тебя пугать? - полушутя, полусерьезно ответил он.

- Меня больше напрягает его теперешний вид, - сказала я хмуро.

Харольд поднял брови от удивления:

- Разве ты раньше его не боялась? - удивленно спросил он меня.

- Мне не был страшен его внешний вид, меня пугали его глаза.

- А что не так с его глазами? - удивился он. - У меня такие же и ты меня не боялась.

- О нет! - улыбнулась ему я. - У вас они необычайно мудрые и добрые, а у него..., - у меня не находилось слов, чтобы объяснить и выразить свои ощущения. - У него они холодные, как осколки арктического льда. Это глаза существа, который прожил долгие-долгие годы, и они не были счастливыми.

Харольд молчал, внимательно и серьезно смотря на меня.

- Ты многое видишь, девочка, - сказал он задумчиво. - А что еще ты можешь сказать?

Я задумалась, а потом медленно начала говорить:

- Мне кажется, его мало что трогает и интересует. Он отстранен и холоден, его ничто не удивляет и не выводит из себя.

Харольд улыбнулся:

- Но ты-то его способна вывести из себя, - сказал он мне, намекая на то, когда он в бешенстве приказал отправить меня на кухню.

Увидев, что я его поняла, он продолжил:

- Я его в таком гневе не видел уже долгие годы, - потом подумав, добавил, - очень долгие годы.

- Вы что же мне предлагаете? Планомерно доводить его до бешенства?! - с шутливым возмущением спросила я.

Он засмеялся. Затем, успокоившись, продолжил:

- И я бы не сказал, что ты его не интересуешь.

Видя мое непонимание, он пояснил:

- Я замечал, как он смотрит на тебя, когда ты не видишь.

- Это от того, что звук моего сердца раздражает его. Это он сегодня так сказал, - объяснила я.

Харольд покачал головой:

- Он бродил возле твоей комнаты, когда вы там устраивали девичьи посиделки.

- Наверно мы слишком громко смеялись, и это ему не нравилось, - возразила я.

- Знаешь ли ты, что в этом доме женский смех не звучал уже давно?

- Разве Чаруша не смеялась? - удивилась я.

- Может ли её жеманное хихиканье сравниться с искренним смехом? К тому же она боялась его до дрожи.

При воспоминании об этой гадине, меня передернуло.

- Как можно было жить с такой змеёй?! - возмутилась я с отвращением.

- Иногда притворная симпатия, лучше откровенного ужаса. А за притворство он платил ей драгоценностями.

- Он и мне пытался подарить ожерелье - вспомнила я.

- И как оно тебе? Понравилось?

- Нет, я не взяла. Я видела его на шее у Чаруши.

Харольд усмехнулся.

- А если бы не видела? Взяла бы?