Замок Бландинг - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

– Один из ваших администраторов. По фамилии Муллинер. Инцидент, о котором я говорю, имел место сегодня в обеденный час в столовой. Я пригласил друга разделить со мной трапезу, и, так как он, казалось, никак не мог точно решить, какое именно угощение хотел бы вкусить, я начал читать ему вслух названия блюд в меню. И только я приготовился перейти от жареной свинины с вареным картофелем и капустой к бараньему рагу «Джоан Кларксон», как ощутил сильнейший удар по голове. Обернувшись, я узрел этого Муллинера с разломавшейся булочкой в руке. Лицо его наводило на мысль о душе, мучимой адским пламенем. Когда я осведомился, чем обязан такому нападению, он только буркнул что-то вроде, насколько я разобрал, «ты и твоя жареная свинина!» и продолжал прихлебывать апельсиновый сок – свой излюбленный напиток, насколько я могу судить, так как и прежде видел его в столовой, и всегда со стаканом апельсинового сока в руке. Впрочем, это к делу не относится. Вопрос же, который я хочу задать, таков: как долго это будет продолжаться? Должен ли я при каждом визите в это место насыщения подвергаться свирепой расправе с помощью зачерствелой булочки, или вы готовы прибегнуть к своему авторитету и воспрепятствовать повторению этого инцидента?

Мистер Шнелленхамер немного поерзал.

– Я займусь этим.

– Если вы хотите пощупать шишку или новообразование…

– Нет-нет, идите! Я сейчас совещаюсь с мистером Левицки.

Драматург удалился, а мистер Шнелленхамер задумчиво насупил брови.

– С этим Муллинером надо что-то делать, – сказал он. – Мне не нравится его поведение. Вы обратили на него внимание во время вчерашнего совещания?

– Нет, специально не обращал. А что?

– Слушайте, – сказал Шнелленхамер, – я не заметил в нем готовности к беззаветному служению и сотрудничеству. Всякий раз, когда я предлагал что-нибудь, он как-то странно дергал уголком рта. Выкручивал вверх, прямо-таки… ну, как это слово? Еще на «с» начинается.

– Скептично?

– Да нет! Серпично только пшеницу жнут. А-а! Вспомнил! Сардиночно. Всякий раз, когда я на него смотрел, он выглядел сардиночно.

Мистер Левицки исчерпал свою эрудицию.

– Вы хотите сказать, как сардинка?

– Да нет, не как сардинка. А холодно так и с презрительной усмешкой, ну прямо как Глютц из «Медуллы Облонгаты»[5], когда вчера на гольфовом поле он спросил меня, сколько я лунок прошел, а я сказал – одну.

– Может, у него в носу чесалось?

– Я своим служащим плачу не за то, чтобы у них чесалось в носах в рабочее время. Если им так уж нужно, чтобы у них в носах чесалось, так пусть чешется в неоплачиваемое время. Да и навряд ли. Не то он бы его почесал. Нет, сдается мне, что этот Муллинер много о себе возомнил и вот-вот поднимет бунт. У нас днем еще одно совещание по сценариям. Последите за ним и сами увидите. Вид такой зубастый и зловещий, прямо из гангстерского фильма.

– Понимаю. Сардиночный.

– Во-во! – сказал мистер Шнелленхамер. – И если это будет продолжаться, я знаю, что сделаю. В корпорации нет места для типов, которые сидят, кривят губы и выглядят сардиночно.

– Или пришибают драматургов черствыми булочками.

– Нет, не перегибайте палку, – сказал мистер Шнелленхамер. – Пришибать драматургов черствыми булочками – это в самый раз.

Тем временем, не подозревая, какая опасность угрожает его хлебу насущному, а точнее, его апельсиновому соку, Уилмот Муллинер сидел в углу столовой, угрюмо пялясь на стакан, содержавший его обед. Он впал в задумчивость и перебирал в памяти героев истории, которыми особенно восхищался: Чингисхан, Джек-потрошитель, Аттила – вождь гуннов…

Вот это был типус, что надо, мыслил он. Аттила этот. Имел привычку шастать по миру, выдирать у людей глазные яблоки и укладывать их аккуратными пирамидками. Самое оно, думал Уилмот, чтобы скоротать томительно тянущийся день. Он пожалел, что Аттила нас покинул. Такой человек был бы отличным другом.